Я пробормотал что-то невнятное.
— К сожалению, теперь это редко, — продолжал он с легким вздохом. — И почти не видно мужчин, молящихся в этом месте. Потому-то возрадовался я и заговорил с вами. Должно быть, какая-нибудь особая нужда привела вас сюда в столь ранний час и в такую погоду, какое-нибудь особое пожелание…
«Желание у меня одно — чтобы ты поскорее шел отсюда», — подумал я, испытывая все же некоторое облегчение. Было очевидно, что цветы он пока не заметил. Теперь нужно было поскорее отделаться от него, пока он не успел обратить на них внимание.
Он снова улыбнулся мне.
— Я сейчас буду служить мессу и охотно включу вашу просьбу в свои молитвы.
— Спасибо, — пролепетал я в изумленном смущении.
— Итак, должен ли я молиться за упокой души усопшего человека?
Я растерянно посмотрел на него и чуть не выронил цветы.
— Нет, — сказал я, прижимая их под плащом покрепче.
Он продолжал выжидательно смотреть на меня своими прозрачными глазками, не ведавшими злого умысла. Вероятно, ждал, что я объясню наконец, чего желаю от Бога. Но мне на ум не приходило ничего путного да и не хотелось еще больше втягиваться в обман. Поэтому я молчал.
— Стало быть, я помолюсь о помощи неизвестному человеку, нуждающемуся в ней, так? — сказал он наконец.
— Да, — ответил я, — если вы будете так добры. Очень вам благодарен.
Он махнул рукой, улыбнувшись:
— Не стоит благодарности. Все мы в руце Божьей. — Он еще посмотрел на меня, склонив голову как-то набок, и мне почудилось, что по лицу его пробежала тень. — Главное, верьте, — сказал он. — И Отец Небесный поможет. Всенепременно. Он помогает и тогда, когда мы этого не понимаем. — Затем он кивнул мне и ушел.
Я смотрел ему вслед до тех пор, пока не услышал, как за ним захлопнулась дверь. «Ах, — думал я, — если б все было так просто! Он поможет, всенепременно! А помог он Бернхарду Визе, когда тот валялся с простреленным животом и орал на весь Хоутхольстерский лес, помог Качинскому, погибшему в Хандзееме, оставив больную жену и ребенка, которого он ни разу не видел, помог Мюллеру, и Лееру, и Кеммериху, помог малышу Фридману, и Юргенсу, и Бергеру, и миллионам других? Нет, черт возьми, многовато пролито крови на этой земле, чтобы можно было сохранить веру в Отца Небесного!»
Я отвез цветы домой, потом отогнал машину в мастерскую и пошел обратно. Из кухни доносился запах свежезаваренного кофе, и было слышно, как там возится Фрида. Как ни странно, но запах кофе придал мне бодрости. Я и по фронту помнил — лучше всего утешают не какие-нибудь значительные вещи, а сущие пустяки и мелочи.
Едва за мной щелкнула входная дверь, как в коридор пулей вылетел Хассе. Лицо его было опухшим и желтым, воспаленные глаза покраснели, он выглядел так, будто спал прямо в костюме. Увидев меня, он не смог скрыть на своем лице величайшее разочарование.
— Ах, это вы, — пробормотал он.
Я с удивлением посмотрел на него.
— А вы что, поджидаете кого-нибудь в такую рань?
— Да, — тихо сказал он. — Жену. Она еще не вернулась. Вы ее не видели?
Я покачал головой.
— Я только час как ушел.
Он кивнул.
— Я подумал — вдруг вы ее где-нибудь видели…
Я пожал плечами.
— Придет, видимо, позже. Вы не пробовали звонить?
Он взглянул на меня как-то робко.
— Она ушла с вечера к своим знакомым, а я не знаю точно, где они живут.
— А их фамилию вы знаете? Адрес можно было узнать через справочное бюро.
— Я запрашивал. В справочнике такой фамилии не оказалось.
У него был вид как у побитой собаки.
— Она вечно делала тайну из своих знакомств, а стоило мне о ком-нибудь спросить, как она сразу злилась. Ну, я перестал и спрашивать. Я был рад, что у нее есть куда пойти. Она же все время говорила, что я хочу лишить ее и этой маленькой радости.
— Может, она придет еще, — сказал я. — То есть я даже уверен, что она скоро придет. А вы позвонили на всякий случай в «скорую помощь» и в полицию?
Он кивнул:
— Звонил. Они тоже ничего не знают.
— Вот видите, — сказал я. — В таком случае вам нечего волноваться. Может быть, она неважно почувствовала себя вечером и решила остаться на ночь. Такое ведь часто бывает. А часа через два или три она скорее всего будет дома.
— Вы думаете?
Кухонная дверь отворилась, и показалась Фрида с подносом.
— А это для кого? — спросил я.
— Для фройляйн Хольман, — ответила она, сразу же раздражаясь от одного моего вида.
— А что, она уже встала?
— Да уж, должно быть, встала, — ехидно заметила Фрида, — раз позвонила, чтобы ей несли завтрак.
— Благослови вас Господь, Фрида, — сказал я. — По утрам вы иногда бываете просто сахар! Не могли бы вы преодолеть себя и заодно уж и мне сварить кофе?
Она что-то буркнула и двинулась по коридору, вихлянием бедер выказывая все свое презрение. Это она умела. Никто из моих знакомых не мог с ней в этом сравниться.
Хассе застыл в ожидании. Мне вдруг стало стыдно, когда я, обернувшись, увидел, что он преданно и безмолвно стоит рядом.
— Через час-полтора, вот увидите, вы уже забудете обо всех своих тревогах, — сказал я и протянул ему руку.
Он не взял ее, а как-то странно посмотрел на меня.
— Может, нам поискать ее? — тихим голосом спросил он.