Три товарища и другие романы

— За то, что дали мне выговориться и не слушали. Это правильно. То, что было мне нужно.

Равич кивнул. Он увидел, что ее рюмка снова пуста.

— Вот и отлично, — сказал он. — Оставляю вам бутылку.

Он встал. Эта комната. Женщина. И больше ничего. В лице только бледность и уже никакого света.

— Вы уже уходите? — спросила Жоан, тревожно озираясь, словно в комнате затаился кто-то еще.

— Вот адрес Морозова. Имя, фамилия, чтобы вы не перепутали и не забыли. Завтра вечером, в девять. — Равич записал в блокнот для рецептов. Оторвал листок и положил на чемодан.

Жоан Маду тоже встала и уже брала плащ и берет. Равич посмотрел на нее.

— Провожать меня не надо.

— А я и не провожаю. Просто не хочу тут оставаться. Не сейчас. Пойду еще пройдусь.

— Но тогда вам опять возвращаться. И снова входить в пустую комнату. Почему бы вам не остаться? Раз вы уже здесь?

— Скоро утро. Утром вернусь. Утром легче.

Равич подошел к окну. Дождь не прекращался. Его мокрые серые нити колыхались на ветру в золотистых нимбах уличных фонарей.

— Ладно вам, — сказал он. — Давайте еще по рюмочке, а после вы ляжете спать. Погода совсем не для прогулок.

Он взял бутылку. Внезапно Жоан оказалась совсем близко.

— Не бросай меня здесь! — выпалила она, и он даже ощутил ее дыхание. — Не бросай меня здесь, только сегодня не бросай; не знаю, что со мной, но только не сегодня! Завтра я соберусь с духом, а сегодня не могу; я раскисла и совсем расклеилась, у меня ни на что нет сил. Не надо было меня отсюда вытаскивать, пожалуйста, только не сегодня — не могу я сейчас одна остаться.

Равич аккуратно поставил бутылку и осторожно убрал ее руки со своего плеча.

— Детка, — сказал он, — рано или поздно всем нам приходится к этому привыкать. — Глазами он уже изучал шезлонг. — Я могу заночевать и здесь. Какой прок еще куда-то тащиться? Но мне обязательно нужно пару часов поспать. Утром в девять у меня операция. Однако поспать я смогу и здесь, ничуть не хуже, чем у себя. Ночное дежурство — мне не впервой. Это вас устроит?

Она кивнула. Она все еще стояла совсем близко.

— Но в полвосьмого мне надо уйти. Несусветная рань. Вас это не разбудит?

— Не страшно. Я встану и приготовлю вам завтрак, я все…

— Ничего вам делать не надо, — перебил ее Равич. — Позавтракаю в ближайшем кафе, как всякий честный работяга: кофе с ромом и круассаны. Остальное — когда в клинику приду. Недурственно будет попросить медсестру Эжени приготовить мне ванну. Хорошо, остаемся здесь. Две души, заблудшие в ноябрьской ночи. Вы занимаете кровать. Если хотите, могу спуститься к старичку портье, пока вы будете укладываться.

— Нет, — выдохнула Жоан.

— Да я не убегу. Нам все равно кое-что понадобится: подушки, одеяло и прочее.

— Я могу позвонить.

— Позвонить могу и я. Такие дела лучше доверять мужчине.

Портье явился быстро. Он нес вторую бутылку коньяка.

— Вы нас переоцениваете, — усмехнулся Равич. — Большое спасибо. Но мы, видите ли, всего лишь чахлое послевоенное поколение. Нам, наоборот, нужны одеяло, подушка, немного белья. Придется мне здесь заночевать. На улице вон как льет, да и холодно. А я только третьего дня на ноги встал после тяжелейшего воспаления легких. Можете все это устроить?

— Разумеется, сударь. Я уже и сам о чем-то таком подумывал…

— Вот и отлично. — Равич закурил. — Я выйду в коридор. Погляжу, какая там у дверей выставлена обувь. Это моя давняя страсть. Да не сбегу я, — добавил он, перехватив взгляд Жоан Маду. — Я вам не Иосиф Египетский. И пальто свое в беде не брошу.

Портье вернулся с вещами. При виде Равича, изучающего в коридоре обувь постояльцев, лицо его прояснилось.

— Такое увлечение — большая редкость в наши дни, — заметил он.

— Я редко ему предаюсь. Только на день рождения и в Рождество. Давайте сюда вещи, я сам их отнесу. А это еще что такое?

— Грелка, сударь. Ведь у вас было воспаление легких.

— Превосходно. Но я предпочитаю обогреваться коньяком. — Равич достал из кармана несколько бумажек.

— Сударь, у вас наверняка нет с собой пижамы. Могу предложить несколько штук на выбор.

— Спасибо, любезнейший. — Равич смерил старичка взглядом. — Боюсь, мне ваши пижамы будут малы.

— Напротив, сударь. Они будут вам в самый раз. И они совершенно новые. Признаюсь по секрету: мне их как-то по случаю подарил один американец. А тому их подарила одна дама. Но сам я пижамы не ношу. Я сплю в ночной рубашке. Пижамы совершенно новые, месье.

— Ладно, уговорили. Тащите их сюда. Поглядим.

Равич остался ждать в коридоре. Перед дверями обнаружились три пары обуви. Высокие мужские ботинки, но не на шнурках, а с разношенными резиновыми вставками. Из-за двери доносился напористый храп владельца. Еще две пары держались вместе: мужские коричневые полуботинки и дамские лаковые туфельки с пуговичкой и на шпильках. И хотя стояли они рядышком, возле одной двери, вид у обеих пар был на удивление сиротливый.

Портье принес пижамы. Они и впрямь оказались царские. Новехонькие, даже еще в картонке роскошного магазина «Лувр», где они были куплены.

— Жаль, — пробормотал Равич. — Жаль, что нельзя взглянуть на даму, которая их выбирала.