Три товарища и другие романы

Тут появилась и сама госпожа Буше. Это оказалась необъятных размеров дама в еще более необъятном кимоно, к тому же малость засаленном. Просто слон, а не женщина, правда, личико довольно ухоженное и даже смазливое, если бы не беспокойно бегающие глазки.

— Месье? — деловито спросила она и замерла в ожидании.

Равич встал.

— Я от Люсьены Мартинэ. Вы делали ей аборт.

— Чушь! — ответила дама с полнейшей невозмутимостью. — Знать не знаю никакой Люсьены Мартинэ и не делаю никаких абортов. Вы, должно быть, ошиблись адресом, или вас ввели в заблуждение.

Всем своим видом она показывала, что разговор окончен, и уже повернулась уходить. Но не ушла. Равич ждал. Наконец она оглянулась:

— Еще что-нибудь?

— Аборт был произведен неудачно. У девушки было сильное кровотечение, она едва не умерла. Ее пришлось прооперировать. Операцию делал я.

— Ложь! — вдруг зашипела повитуха. — Все вранье! Эти сучки! Сами в себе ковыряются, а потом с больной головы на здоровую! Но ничего, я ей еще покажу! Вот ведь сучки! Ничего, мой адвокат этим займется. Меня все вокруг знают, я исправно плачу налоги, и мы еще поглядим, как эта наглая тварь, как эта потаскуха, которая спит с кем ни попадя…

Равич смотрел на нее как завороженный. Поразительно, но вспышка праведного гнева никак не затронула ее лицо. Оно оставалось по-прежнему гладким и миловидным, и лишь губы, округлившись трубочкой, изрыгали ругань пулеметными очередями.

— Девушка хочет не так уж много, — прервал он повитуху. — Всего-навсего получить назад деньги, которые она вам уплатила.

Буше только рассмеялась:

— Деньги? Назад? Это когда же она мне платила? У нее, может, еще и квитанция имеется?

— Разумеется, нет. Полагаю, вы квитанций не выдаете.

— Да я в глаза ее не видела! Кто ей вообще поверит?

— Поверят. У нее есть свидетели. Ее прооперировали в клинике доктора Вебера. Диагноз однозначный. Имеется протокол.

— Да хоть тысячу протоколов! Где написано, что я ее хоть пальцем тронула? Клиника! Доктор Вебер! Не смешите меня! Такую сучку еще и в клинике лечить! Вам что, больше делать нечего?

— Да нет. Дел у нас достаточно. Послушайте… Девушка заплатила вам триста франков. Но она может вчинить вам иск за ущерб здоровью…

Дверь открылась. В комнату заглянул чернявый.

— Что-нибудь не так, Адель?

— Ерунда. Иск? Ущерб? Пусть только сунется — ее саму же и засудят! Она первая сядет, как пить дать, ведь ей придется признать, что она пошла на аборт. А что именно я его ей сделала — это еще доказать надо. Да где ей!

Чернявый что-то промямлил.

— Тихо, Роже, — цыкнула на него хозяйка. — Иди к себе.

— Так ведь Брюнье пришел.

— Ну и что? Скажи, пусть подождет. Ты же знаешь…

Чернявый кивнул и вышел. Вместе с ним из комнаты улетучился и явственный запах коньяка. Равич принюхался.

— А коньяк-то превосходный, — заметил он. — Тридцать лет выдержки. Если не все сорок. Есть же счастливцы, которым дозволено потреблять такой продукт даже днем.

Буше замерла и ошалело уставилась на Равича. Потом криво усмехнулась:

— И то правда. Хотите?

— Почему бы нет?

Несмотря на всю свою тучность, к двери она подлетела мгновенно и бесшумно.

— Роже!

Чернявый не замедлил объявиться.

— Опять дорогой коньяк лакал! Не ври! От тебя, вон, разит! Давай сюда бутылку! Нечего рассуждать, бутылку неси!

Роже покорно принес бутылку.

— Это я Брюнье угощал. А он один не хочет, вот меня и заставил.

Хозяйка не удостоила Роже ответом, захлопнув дверь у него перед носом. После чего достала из орехового комода фигуристую рюмку на витой ножке. Равич смотрел на рюмку с плохо скрываемым омерзением: на ней вдобавок была выгравирована еще и женская головка. Налив коньяк, Буше поставила рюмку перед ним на скатерть с павлинами.

— Судя по всему, месье, вы ведь человек разумный, — заметила она.

Такому противнику Равич не мог отказать в известном уважении. И вовсе она не из железа, как уверяла Люсьена, она из резины, что гораздо хуже. Железо можно проломить, а резину нет. И все ее возражения насчет судебного иска были сущей правдой.

— Операцию вы сделали неудачно, — сказал он. — Это привело к тяжелым последствиям. Разве этого не достаточно, чтобы вернуть деньги?

— Разве вы возвращаете деньги, если у вас пациент умирает после операции?

— Нет. Но мы иногда вообще не берем денег за операцию. Как, например, с Люсьены.

Буше подняла на него глаза.

— Так в чем тогда дело? Чего ей еще надо? Пусть радуется.

Равич поднял рюмку.

— Мадам, — сказал он, — мое почтение. Вас голыми руками не возьмешь.

Слониха медленно поставила бутылку на стол.

— Дорогой мой, многие пытались. Но вы, похоже, поразумнее других будете. Думаете, для меня это шуточки и сплошные барыши? Из этих трех сотен почти сотня сразу полиции уходит. Сами посудите: разве иначе мне бы дали работать? Вон за стенкой уже очередной дармоед сидит, денег дожидается. Тут только успевай подмасливать. Иначе никак. Но учтите: это я вам с глазу на глаз говорю, а вздумаете ссылаться — все буду отрицать, да и полиция дело замнет для ясности. Уж поверьте.

— Охотно верю.