Три товарища и другие романы

— Нет! — Она вскочила. — Ты еще пожалеешь! — Она с трудом сдерживала рыдания.

Он заставил себя улыбнуться. Схватил ее за руку. Хааке все еще стоял в дверях.

— Присядь! — сказал Равич. — Хоть на секунду!

— Нет!

Она вырывала руку не притворно, всерьез. Он отпустил. Нельзя, чтобы на них обратили внимание. А она уже уходила стремительно по проходу между столиками, вплотную к двери. Хааке проводил ее взглядом. Медленно обернулся на Равича, потом снова в ту сторону, куда ушла Жоан. Равич сел. Кровь застучала в висках. Он достал из кармана бумажник, делая вид, будто что-то в нем ищет. Краем глаза заметил, что Хааке движется между столиками. Равнодушно посмотрел в другую сторону. Только не встречаться с Хааке глазами.

Он ждал. Секунды тянулись бесконечно. Внезапно он похолодел от страха: а что, если Хааке вдруг повернул? Он порывисто оглянулся. Хааке нигде не было. На миг все закружилось перед глазами.

— Вы позволите? — спросил кто-то совсем рядом.

Равич даже толком не расслышал вопроса. Он смотрел на дверь. Нет, в ресторан Хааке не вернулся. Вскочить, пронеслось у него в голове. Побежать, попытаться догнать, пока не поздно. За спиной у него снова раздался чей-то голос. Он обернулся и едва не оцепенел. Оказывается, Хааке подошел к нему сзади и теперь стоял прямо перед ним. Указывая на стул, на котором только что сидела Жоан, он еще раз спросил:

— Вы позволите? К сожалению, свободных столиков совсем не осталось.

Равич кивнул. Сказать что-либо он был не в состоянии. Казалось, кровь замерла в жилах, а потом и вовсе отхлынула и стала утекать. Утекала, утекала беззвучной струйкой куда-то под стул, на котором оставался только пустой тюк тела. Он плотнее прижался к спинке стула. Но вот же перед ним на столе его рюмка. Анисовое пойло молочного цвета. Он поднял рюмку, выпил. Какая тяжелая. Он смотрел на рюмку у себя в руке. Нет, рюмка не дрожит. Это у него внутри дрожь.

Хааке заказал себе коньяка «шампань». Добрый старый коньяк отборных сортов. По-французски он говорил с тяжелым немецким акцентом. Равич подозвал к себе мальчишку с газетами.

— «Пари суар».

Мальчишка покосился в сторону входной двери. Он-то знал: там стоит старуха газетчица и он вторгается на ее территорию. Сложив газету вдвое, он незаметно, как бы невзначай сунул ее Равичу, подхватил монетку и был таков.

«Не иначе он меня все-таки узнал, — думал Равич. — С какой еще стати ему ко мне подсаживаться? Как же это я не предусмотрел?» Теперь оставалось только сидеть и ждать, что предпримет Хааке, а уж потом действовать по обстоятельствам.

Он развернул газету, пробежал глазами заголовки и снова положил ее на столик. Хааке вскинул на него глаза.

— Дивный вечер, — сказал он по-немецки.

Равич кивнул.

Хааке самодовольно улыбнулся:

— Наметанный глаз, верно?

— Похоже на то.

— Я вас еще там, в зале, приметил.

Равич снова кивнул, вежливо и равнодушно. Внутри все дрожало, как натянутая струна. Он никак не мог понять, что Хааке задумал. О том, что он, Равич, во Франции нелегально, Хааке знать не может. Хотя, может, гестапо уже и это известно. Ладно, всему свое время.

— Я вас сразу раскусил, — продолжил Хааке.

Теперь Равич посмотрел на него в упор.

— Дуэльная отметина, — пояснил Хааке, глазами указывая на его лоб. — Лихие нравы студенческой корпорации [34]. Значит, немец. Или в Германии учились.

Он рассмеялся. Равич все еще не спускал с него глаз. Быть не может! Смех, да и только! Тиски внутри разом ослабли, он перевел дух. Хааке вообще понятия не имеет, кто он такой. Шрам на виске он принял за дуэльный рубец. Теперь и Равич рассмеялся. Они с Хааке теперь смеялись вместе. Пришлось сжать кулаки и до боли ногтями впиться себе в ладони, лишь бы унять этот идиотский смех.

— Что, угадал? — не без гордости спросил Хааке.

— Точно.

Этим шрамом на виске его наградили в подвалах гестапо, и Хааке при сем лично присутствовал. Кровь тогда заливала глаза, затекала в рот. А теперь Хааке сидит перед ним, полагая, что это шрам от студенческой дуэли, и кичится своей догадливостью.

Официант принес Хааке его коньяк. Хааке с видом знатока понюхал благородный напиток.

— Что да, то да, — заявил он. — Коньяк у них и впрямь отменный. Но в остальном… — Он по-свойски прищурился. — Сплошная гниль. Народ иждивенцев. Кроме спокойствия и сытости, ничего не надо. Где им против нас.

Равичу казалось, что он не сможет вымолвить ни слова. Стоит ему раскрыть рот — и он схватит рюмку, разобьет о край стола и этой «розочкой» полоснет Хааке по глазам. Из последних сил сдерживаясь, он осторожно взял рюмку, допил, аккуратно поставил на стол.

— Что это вы пьете? — поинтересовался Хааке.

— Перно. Это теперь вместо абсента.

— А-а, абсент! Пойло, из-за которого все французы импотенты, верно? — Хааке довольно ухмылялся. — Прошу прощения, я, конечно, не вас лично имел в виду.

— Абсент запрещен, — пояснил Равич. — А это безобидная замена. Абсент вызывает бесплодие, а не импотенцию. Из-за этого и запрещен. А это анис. На вкус как микстура от кашля.