Он обошел вокруг стола, остановился у изголовья. Мыслей не было. Он смотрел на аппарат и на лицо Жоан. Лицо подрагивало. Пока живое.
— У нее шок, — сказал он Веберу. — Вот проба крови. Надо отослать на анализ. Донорскую кровь где можно получить?
— В американском госпитале.
— Хорошо. Попытаться надо. Помочь не поможет. Только продлит. — Он все еще смотрел на аппарат. — Полицию мы обязаны известить?
— Да, — подтвердил Вебер. — Я обязан. По идее. Они пришлют двоих следователей, те будут вас допрашивать. Вам это нужно?
— Нет.
— Хорошо. С этим можно подождать и до обеда.
— Достаточно, Эжени, — сказал Равич. — Выключайте.
Лоб уже не мертвый. Кожа порозовела. Пульс ровный, хотя и слабый, но прослушивается отчетливо.
Она пошевелилась. Шевельнула рукой. Правая рука двигается. Левая нет.
— Равич, — проговорила Жоан.
— Да…
— Ты… меня… оперировал?
— Нет, Жоан. Мы только обработали рану.
— Побудешь со мной?
— Да.
Глаза закрылись, она снова уснула. Равич выглянул из палаты.
— Принесите мне, пожалуйста, кофе, — попросил он ночную сестру.
— Кофе и булочки?
— Нет. Только кофе.
Он вернулся, отворил окно. Ясное солнечное утро занималось над крышами. Резвясь в водосточных желобах, радостно чирикали воробьи. Равич присел на подоконник, закурил. Дым выдыхал в окно.
Пришла сестра, принесла кофе. Он поставил кофе рядом на подоконник, прихлебывая, продолжал курить и смотреть на улицу. Когда оглядывался, после яркого солнечного света в палате, казалось, царит тьма. Он встал, подошел взглянуть на Жоан. Она спала. Лицо ясное, чистое, очень бледное. Губ почти не видно.
Он взял поднос с кофейником и чашкой, вынес, поставил на столик в коридоре. Здесь пахло мастикой и гноем. Сестра пронесла ведро с окровавленными бинтами. Где-то гудел вакуумный насос.
Жоан задвигалась. Скоро проснется. Проснется с болями. Боли будут все сильнее. Она может прожить так еще несколько часов или несколько суток. А боли усилятся настолько, что никакими уколами не снимешь.
Равич пошел за шприцем и ампулами. Когда вернулся, Жоан раскрыла глаза. Он посмотрел на нее.
— Голова болит, — пожаловалась она.
Он ждал. Она попыталась повернуть голову. Веки поднимаются с трудом. Глаза тоже плохо слушаются.
— Вся как свинцом… — Она почти совсем проснулась. — Сил нет, как больно…
Он сделал ей укол.
— Сейчас станет легче.
— Раньше так больно не было… — Она повернула голову. — Равич, — прошептала она. — Не хочу мучиться. Обещай, что я не буду мучиться… моя бабушка… я видела, как она… я так не хочу… обещай мне…
— Обещаю, Жоан. У тебя не будет болей. Почти не будет.
Она стиснула зубы.
— Скоро… поможет?
— Да, скоро. Несколько минут еще.
— Что… что у меня с рукой?
— Ничего. Пока не двигается. Это пройдет.
— А нога? Правая нога?
Она попыталась пошевелить ногой. Не получилось.
— То же самое, Жоан. Не страшно. Пройдет.
Она снова повернула голову.
— Я как раз собиралась… начать новую жизнь, — прошептала она.
Равич ничего не ответил. А что на это ответишь? Может, это даже и правда. Кто из нас не собирался?
Она снова задвигала головой, беспокойно, из стороны в сторону. Голос монотонный, через силу.
— Хорошо, что ты приехал… Что бы со мной без тебя…
— Ну конечно.
«То же самое, — подумал он с горечью. — Абсолютно то же самое. Любой фельдшер-недоучка сгодился бы не хуже. Абсолютно любой. Единственный раз, когда все мои умения, весь опыт нужны были мне, как никогда, они оказались бесполезны. Любой коновал сделал бы то же самое. То бишь ничего».
К полудню она все поняла. Он ничего ей не говорил, но она все поняла и так.
— Я не хочу быть калекой, Равич. Что у меня с ногами? Они обе уже…
— Ничего. Будешь ходить, как ходила. Когда встанешь.
— Когда… встану. Зачем ты обманываешь? Мне это не нужно.
— Я не обманываю, Жоан.
— Я-то знаю… Я понимаю, тебе нельзя иначе. Только не оставляй меня лежать пластом… просто так. Чтобы только боли… и ничего больше. Обещай мне.
— Я тебе обещаю.
— А если совсем будет невмоготу, ты мне лучше что-нибудь дай. Бабушка моя… пять дней лежала… и только криком кричала. Я так не хочу, Равич.
— Ты и не будешь. Сильных болей не будет.
— Но если будут, ты мне дай побольше. Сам знаешь. Чтобы навсегда. Обязательно. Даже если я тогда не захочу или не в себе буду. Знай, что это моя воля. На потом… Обещай мне.
— Обещаю. Хотя это и не понадобится.
Выражение страха мало-помалу сошло с ее лица, сменившись умиротворенным спокойствием.
— Тебе это можно, Равич, — прошептала она. — Если б не ты, меня и так давно бы не было в живых…
— Вздор. Еще как была бы.
— Да нет. Я еще тогда хотела… когда ты меня впервые… я совсем не знала, как быть. А ты мне еще год жизни дал. Целый год подарил. — Она с трудом повернула к нему голову. — Почему я с тобой не осталась?
— Это все моя вина, Жоан.
— Нет. Это… я не знаю…