Три товарища и другие романы

— И даже «Фернет-Бранка», — сознался я и только теперь понял, что происходит. — Разрази меня гром, Пат, ты потрясающая девушка, а я чудовищный идиот!

Я одним движением подхватил ее на руки, отпер дверь и понес ее по коридору. Она лежала комочком на моей груди, как свернутый серебряный веер, как усталая птица. Я отвернул лицо в сторону, чтобы не дышать на нее перегаром, но видел, как она улыбается. И чувствовал, как она дрожит.

Я усадил ее в кресло, включил лампу и достал плед.

— Ах, если б я мог догадаться, Пат, — вместо того чтобы шататься да рассиживать по кабакам, я бы… Осел несчастный, ведь я звонил тебе от Альфонса, а потом еще свистел у тебя под окном — и все безрезультатно, я думал, ты не желаешь со мной больше знаться…

— Почему же ты не вернулся после того, как проводил меня?

— Да, это я и сам хотел бы знать…

— Будет лучше, если ты дашь мне ключ и от квартиры, чтобы мне не сидеть больше под дверью. — Она улыбалась, но губы ее дрожали, и я вдруг понял, чего ей стоило все это — прийти сюда, прождать всю ночь и теперь разговаривать в бесшабашном тоне…

— Пат, — сказал я поспешно и в полном смятении, — Пат, ты наверняка промерзла, тебе надо чего-нибудь выпить, согреться, я с улицы видел, что у Орлова горит свет, а у этих русских всегда есть чай, я мигом… — Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. — Я тебе никогда в жизни этого не забуду, — сказал я от двери и бросился по коридору.

Орлов еще не ложился. Он сидел с покрасневшими глазами в углу комнаты под иконой Божьей Матери, перед которой теплилась лампадка, а на столе дымился небольшой самовар.

— Простите меня, пожалуйста, — обратился я к нему, — непредвиденный случай… Вы не могли бы дать мне немного горячего чая?

Русские к непредвиденным случаям привычны. Орлов дал мне два стакана чаю, сахар и полную тарелку маленьких пирожков.

— Весьма рад служить чем могу, — сказал он, — позвольте еще — со мной тоже такое бывало — вот, несколько кофейных зерен, чтобы жевать…

— Благодарю, — сказал я, — искренне благодарю вас. Охотно возьму и зерна…

— Если вам понадобится еще что-нибудь, — сказал он, и тоном и жестами выказывая отменное благородство, — не сочтите за беспокойство, располагайте мной, я не ложусь еще.

В коридоре я разгрыз кофейные зерна. Они устранили запах алкоголя. Пат пудрилась, сидя под лампой. Я на мгновение задержался в дверях. Трогательно было наблюдать, с каким тщанием она смотрится в зеркальце и водит пушком по вискам.

— Выпей немного чаю, — сказал я, — он совершенно не горячий.

Она взяла стакан. Я смотрел, как она пьет.

— Черт знает, что вдруг случилось сегодня вечером, Пат.

— Я тоже знаю, не только черт, — возразила она.

— Правда? А вот я не знаю.

— Тебе и не надо знать, Робби. Ты и без того знаешь слишком много для того, чтобы быть по-настоящему счастливым.

— Возможно, — сказал я. — Но куда это годится — ведь я все больше и больше впадаю в детство с тех пор, как знаю тебя.

— Это гораздо лучше, чем если бы ты становился все разумнее.

— Тоже верно. Ты замечательно умеешь помогать человеку выкарабкиваться из силков. Впрочем, тут сошлось, наверное, очень многое.

Она поставила стакан на стол. Я сидел, прислонясь к кровати. У меня было такое чувство, будто я вернулся домой после долгого, трудного путешествия.

Защебетали птицы. В коридоре хлопнула дверь. Это фрау Бендер собирается в ясли. Я взглянул на часы. Через полчаса на кухне появится Фрида, и тогда уж мы не сможем выйти незамеченными. Пат еще спала. Она дышала глубоко и ровно. Стыдно, конечно, ее будить, но иначе нельзя.

— Пат…

Она пробормотала что-то во сне.

— Пат… — Я проклинал все меблированные комнаты на свете. — Пат, проснись, пора. Тебя нужно одевать.

Она открыла глаза и улыбнулась детской улыбкой, еще теплой ото сна. Меня всегда поражало, с каким радостным настроением она просыпается, и я любил в ней это. Я никогда не испытывал радости, когда просыпался.

— Пат, фрау Залевски уже надраивает свою пасть.

— Сегодня я остаюсь у тебя.

— Здесь?

— Да.

Я приподнялся на постели.

— Блестящая идея. Но как же быть с твоими вещами — ведь у тебя здесь и платье, и туфли только вечерние…

— Ну так я и останусь до вечера…

— А тебя не хватятся дома?

— Туда мы позвоним и скажем, что я переночевала в гостях.

— Хорошо, позвоним. Хочешь есть?

— Нет еще.

— Ну, на всякий случай я все же сопру пару свежих булочек. Из корзинки на входной двери. Пока не поздно.

Когда я вернулся, Пат стояла у окна. На ней были только ее серебряные туфельки. Мягкий свет раннего утра прозрачным покрывалом падал на ее плечи.

— Вчерашнее забыто. Ладно, Пат? — сказал я.

Она, не поворачиваясь, кивнула.

— Просто нам не нужно встречаться с другими людьми. Настоящая любовь не выносит чужих людей. Тогда и не будет ни ссор, ни ревности. Пусть катятся они к черту — и Бройер, и вся эта компания, верно?

— Да, — сказала она, — и Маркович тоже.

— Маркович? Это еще кто?

— Та, с которой ты сидел за стойкой в «Каскаде».

— Ах, эта, — сказал я с чувством неожиданного удовлетворения.

Я вывернул карманы.