Три товарища и другие романы

Кестер переключил фары на ближний свет. Словно обернутые ватой, они теперь плавали в сплошном молоке, где как призраки мелькали расплывчатые очертания столбов и деревьев; от шоссе ничего не осталось, на нем царили его величество авось и случай, да еще отчаянный рев мотора и то набегавшие, то исчезавшие тени.

Когда они минут через десять выбрались из этой полосы, Кестера было не узнать: он осунулся на глазах. Взглянув на Жаффе, он что-то пробормотал. Потом снова дал полный газ и снова прильнул к рулю, вглядываясь вперед холодными и уверенными глазами…

Как свинец плавилась в воздухе липкая духота.

— Еще не прекратилось? — спросил я.

— Нет, — ответил врач.

Пат взглянула в мою сторону. Я постарался улыбнуться ей. Получилась гримаса.

— Еще полчаса, — сказал я.

Врач поднял глаза.

— Еще полтора часа, а то и все два. Дождь идет.

Капли дождя с тихим звоном стучали по листьям кустов и деревьев. Я смотрел в сад ничего не видящими глазами. Давно ли мы вставали с Пат ночью, забирались в резеду и левкои, и Пат напевала детские песенки. Давно ли Пат проворным зверьком бегала здесь меж кустов по белеющей от луны дорожке…

Я в сотый раз вышел в сад. Делать там было нечего, и я знал это, но так ожидание становилось менее невыносимым. В воздухе висел туман. Я проклинал его, я знал, каково приходится Кестеру. В белом мареве вскрикнула птица.

— Да заткнись ты! — проворчал я в сердцах. Сразу вспомнились всякие россказни о вещих птицах. — Все это чушь! — бодрился я, однако не мог унять невольную дрожь.

Где-то в тумане жужжал жук, но не приближался… не приближался. Жужжал тихо и равномерно. Вот умолк. Вот зажужжал снова. Вот опять… И вдруг я вздрогнул — то был не жук, а машина, где-то далеко-далеко она на огромной скорости брала повороты. Я застыл на месте, затаил дыхание и напряг слух: вот оно опять, вот еще раз — тонкое назойливое жужжание, будто кружит осатаневший слепень. Вот звук стал слышнее — и я отчетливо различил мелодию компрессора. И тогда натянутый до предела горизонт наконец рухнул под натиском мягких волн бесконечности, погребя под собой ночь, отчаяние, ужас, — я бросился к двери со словами:

— Едут! Доктор, Пат, они едут! Я их уже слышу!

Врач, как было видно весь вечер, считал, что я не в своем уме. Он встал и тоже прислушался.

— Действительно машина, но другая, — сказал он наконец.

— Нет, нет, я узнаю мотор.

Он посмотрел на меня с раздражением. По-видимому, он считал себя заправским автомобилистом. По отношению к Пат он был сама снисходительность и само терпение, но стоило мне заговорить о машинах, как от очков его сыпались недовольные искры и он давал понять, что разбирается в этом лучше.

— Нет, это невозможно, — отрезал он и снова ушел в дом.

Я остался в саду. Я весь дрожал от нетерпения. «„Карл“, „Карл“», — повторял я. Теперь пошла череда приглушенных и резких ударных звуков — машина проезжала деревню, в бешеном темпе проскакивая между домами. Вот хлопки ослабели — машина пошла лесом, а вот мотор взревел уже близко — с нарастающим, неистовым ликованием, туман прорезали яркие фары, слепящий свет летел на нас вместе с грохотом… Врач был явно ошеломлен. Взвизгнули тормоза, и машина как вкопанная остановилась у садовой калитки.

Я рванулся к машине. Профессор уже вылезал из нее. Не обращая на меня внимания, он направился сразу к врачу. За ним шел Кестер.

— Как она? — спросил он.

— Кровь еще идет.

— Это бывает, — сказал он, — не паникуй прежде времени.

Я молча смотрел на него.

— У тебя найдется сигарета? — спросил он.

Я дал ему закурить.

— Хорошо, что ты приехал, Отто.

Он жадно курил.

— Решил, так будет лучше.

— Ты очень быстро ехал.

— Да ничего. Вот только туман был в одном месте.

Мы сидели рядышком на скамье и ждали.

— Думаешь, пронесет?

— Конечно. Кровотечение — вещь не такая опасная.

— Она никогда мне об этом не говорила.

Кестер кивнул.

— Она должна жить, Отто.

Он не смотрел на меня.

— Дай-ка мне еще сигарету, — попросил он, — забыл прихватить свои.

— Она должна жить, — сказал я, — иначе все, все ни к черту.

Вышел профессор. Я встал.

— Будь я проклят, если я еще когда-нибудь поеду с вами, — бросил он Кестеру.

— Вы меня извините, — ответил Кестер. — Это жена моего друга.

— Вот как, — сказал Жаффе и взглянул на меня.

— Она будет жить? — спросил я.

Он испытующе посмотрел на меня. Я отвел глаза в сторону.

— Вы полагаете, я стал бы прохлаждаться здесь с вами, если бы она была в опасном состоянии? — заметил он.

Я стиснул зубы. И сжал кулаки. Я плакал.

— Простите меня, — сказал я, — но все произошло так быстро.

— Такие вещи быстро не происходят, — возразил Жаффе, улыбнувшись.

— Я немного раскис, Отто, — сказал я. — Не обращай внимания.

Он повернул меня за плечи и подтолкнул к двери.

— Зайди туда. Если профессор позволит.

— Я уже в порядке, — сказал я. — Можно мне войти?

— Да, только не разговаривайте с ней, — ответил Жаффе, — и не задерживайтесь долго. Ей нельзя волноваться.