– Она потихоньку подготавливала почву, старалась остаться с отцом наедине, сесть к нему поближе, прижаться, ты же знаешь, как это бывает. И отец – он просто очень увлеченный человек, он некоторое время даже не замечал. Потом заметила мама и удивилась, ей такое поведение Лии Николаевны показалось странным. Она попросила отца понаблюдать за твоей мамой, чтобы понять, что ей нужно и действительно ли моей маме ничего не кажется. Отец исполнил просьбу и удивился чрезвычайно. Лия Николаевна посылала ему однозначные знаки внимания. Потом написала записку, где признавалась в чувствах. А когда он остался с ней однажды наедине, она попробовала просто опрокинуть его на кровать и заняться с ним любовью. Говорила, что ее муж ее разочаровал, а его жена ничего не узнает… Он ей, естественно, отказал, он просто встал, сказал: «Лия, это позор!» – и вышел из комнаты. Папа не хотел общаться с ней больше никогда, хотя она что-то говорила ему вслед о своей неземной любви, но он просто не желал этого слушать. Решил поговорить с твоим отцом, дядей Мишей. Думал, хоть дружба сохранится. А дядя Миша сказал: «Понимаешь, Эдик, она моя жена, я ее больше жизни люблю, и дети у нас…» – и всё папе стало ясно. Вот так вот он мне все рассказал. А потом… Лия Николаевна позвонила одному своему влиятельному знакомому, и у папы начались неприятности на работе. И это тоже не подозрения, а факты. Я потом нашел этого знакомого, уже после смерти родителей, припер к стенке. Он мне сознался в том, что Лия Николаевна делала пакости нашей семье. О некоторых мы даже не подозревали, думали, это случайное стечение обстоятельств. И я просто… Марьяна, извини, я не смог, я был раздавлен тогда. Родители умерли и, мне казалось, оставили меня. Это была полнейшая, нечеловеческая несправедливость. Я не мог судить объективно. А вдруг именно козни твоей мамы привели к папиному инфаркту? Мы никогда не будем знать наверняка. Я понимаю, что ты была ни при чем, никогда не держал на тебя зла, просто твоя семья – она словно стала невидимой. У меня не было ненависти, я понимал, что не хочу мстить твоей маме и не буду, но…
– А сейчас? – тихо произнесла Марьяна. – Что изменилось сейчас, если ты предлагаешь помощь?
– Я предлагаю помощь не ей, – так же тихо ответил Иван, – а тебе.
– Мне кажется, что это сон, – произнесла Марьяна после долгой паузы. – Так не может быть.
– Почему? – буднично удивился Иван. – Почему не может? Это случается в жизни. Люди ведут себя совершенно не так, как мы от них ожидаем. Под розовыми очками кажется, будто люди должны быть добрыми, понимающими, честными, вести себя благородно, но правда, Марьяна, состоит в том, что они нам ничего не должны. Каждый человек сам по себе. Когда люди решают быть вместе и любят друг друга – это одно, когда у них настоящая семья, где любовь и поддержка, благодарность друг другу превыше всего, где другой хочет дать тебе больше, чем ты ему, и это постоянно растет, – да, вот это по-настоящему. Но ведь это происходит не так часто. Люди живут в плену своих страхов, ожиданий, сомнений. Люди желают заполучить то, что им не принадлежит, – просто потому, что считают, будто этот мир им должен по умолчанию. И таких огромное количество, тех, кто не видит своих границ, своих реальных возможностей. Это скорее нормально в нашем обществе, хотя это ненормально. И даже когда оказывается, что наши близкие поступили так… Ну, что ж, они наши близкие, просто они поступили так.
– Боже, – простонала Марьяна и взялась за голову, – боже! Что мне теперь делать с этой информацией?
– Переварить и жить дальше, это не твоя жизнь. Это жизнь твоей мамы. Ее грехи, если она верит в бога. Ну, или ее поступки в прошлом, если в бога она не верит. Это ее совесть, Марьяна, не твоя.
– Да, но из-за этих поступков мы с тобой не общались больше десяти лет, да, Иван? Именно из-за этих поступков.
– Не только из-за них, – сказал Райковский, – но ты права, да, в основном поэтому.
– Как я смогу ей в глаза-то посмотреть? – сказала Марьяна. – Я… Я даже не знаю, смогу ли я спросить когда-нибудь у нее об этом?
– А зачем спрашивать? – удивился Иван. – Это все давно прошло, оно похоронено. Я все это переварил и простил. Простил для себя, мне не надо искать какого-то другого прощения. Я просто это принял. И я думаю, что ты тоже примешь, довольно быстро. У тебя очень пластичная психика. Ты легко приспосабливаешься к меняющимся ситуациям. А насчет ее здоровья… Знаешь, Марьяна, твое душевное состояние и твоя жизнь – это важно для меня. И я бы хотел, чтобы ты жила лучше, счастливее, шире, свободней. Понимаешь, о чем я?
– Да, понимаю. Спасибо, Иван, ты отличный друг.
– Посмотрим, кто я такой, – пробормотал Райковский и взялся за следующую бутылку. – Давай-ка мы с тобой еще выпьем.
– Ну, раз пошла такая пьянка, – Марьяна, все еще ошарашенная, пододвинула к нему незаметно опустевший бокал, – и у нас с тобой вечер откровений, тогда я тоже задам вопрос. Просто чтобы знать, Иван. Чтобы не осталось недосказанностей или я действительно не сказала Еве какой-нибудь ерунды. Ее мама?..