– А как же моя работа здесь, в Сан-Диего? – спокойно поинтересовался Иван. Он уже начал догадываться, к чему все идет. Ощущение неотвратимости нависло над ним, будто снежный ком, готовый сорваться с горы. Иван сам не понимал и не мог бы объяснить, откуда ему настолько четко известно, что произойдет дальше, но он вдруг словно увидел этот разговор, который должен был состояться, и сейчас просто проговаривал свои реплики, уже заранее зная результат.
– Твоя работа? Да Гугл есть повсюду. Переведись, а? Давай, поехали! В Лос-Анджелесе будет весело!
– У нас ребенок, если ты не забыла.
– Я не забыла, но с ней же может посидеть няня, правда? Ты ведь понимаешь, что ребенок для меня – это слишком рано. Я только начала строить карьеру. Ты свою уже почти построил и просто будешь двигаться дальше. Ты уважаемый специалист, а я… я актриса, мне нужно больше играть. Мне нужно засветиться в как можно большем количестве проектов. Если я сейчас поеду в Лос-Анджелес, то это произойдет, а если нет, я буду корить себя до конца жизни.
– И меня, – сказал Иван.
– Ну и тебя, конечно. Ведь это из-за тебя, из-за нее, – она кивнула на Еву, – я не поехала бы. Но ты же понимаешь, что я поеду.
– Конечно, – сказал Иван. – Я понимаю. Кэтрин, ты действительно всерьез?
– Ну, конечно, – она посмотрела на него, как на полного идиота. – Конечно, я всерьез. Айвен, послушай, если ты не готов переезжать, давай поеду я, а вы с Евой потом приедете. Хорошо?
– Возможно, – сказал Иван. – Возможно, это будет лучшим решением.
Кэтрин очень быстро собрала вещи, Иван понял, что она уже давно готовилась к этому, просчитывала, всегда этого хотела. Он с тоской размышлял о том, где сам сделал ошибку – принудил ее к браку, заставил родить ребенка… Может быть, он в этом виноват, или никто не виноват, или… Он долго размышлял об этом, но, так как прекрасно понимал, чем все кончится, даже не уговаривал жену остаться.
Кэтрин уехала в Лос-Анджелес, уехала быстро и надолго, она вернулась только один раз, чтобы попросить у Ивана развод. Жизнью Евы она почти не интересовалась. О том, чем живет ее почти бывший муж и дочка, тоже. С запозданием Иван сообразил, что карьера всегда стояла для Кэтрин на первом месте, и если бы он был более чутким, более понимающим, то сообразил бы, что он – всего лишь временный аэродром для дозаправки, а ребенок – досадная помеха, которую можно бросить.
Оказавшись в Лос-Анджелесе, Кэтрин изменилась быстро и неотвратимо. И с той женщиной, которая потом приезжала и холодным взглядом смотрела на него и на Еву, Иван не хотел иметь ничего общего. Надавив на свои рычаги, он отсудил полное право опеки над дочерью, да и отсуживать особо не требовалось. Не то чтобы Кэтрин собиралась биться за нее. Ее родители выказали некоторое сожаление, однако тоже не принимали участия в жизни внучки. Иногда звонили на Рождество, да и все.
– А теперь держи его… вот так, да, так, аккуратно и ближе.
Ева послушно подсунула листик, на котором сидела божья коровка, поближе к Фелькиному носу.
Фелька, как обычно, была звездой. Марьяна даже не стала заставлять кошку сниматься, вернее, не пришлось. Фелька, привычная к тому, что хозяйка постоянно прыгает вокруг нее с фотоаппаратом, даже в незнакомом месте решила, что все происходит так, как оно должно происходить. Когда Марьяна усадила кошку на низкую каменную ограду в саду и вежливо, очень вежливо попросила некоторое время не дергаться и побыть самой главной моделью в ее, Марьяниной, жизни, Фелька просто сидела, задумчиво щурясь и созерцая. А когда ей под нос стали совать листочек с божьей коровкой, исправно его нюхала несколько раз подряд. Листочек держала Ева, которой ужасно понравилось быть ассистентом фотографа. Свои обязанности девочка исполняла четко и верно. Она настолько прониклась происходящим, что пообещала Марьяне обязательно стать знаменитым фотографом.
– Ты же вроде ветеринаром хотела стать еще вчера? – вспомнила Марьяна. – Что произошло?
– Ну-у, я могу быть фотографом-ветеринаром.
Марьяна содрогнулась.
– Боже упаси. Лучше тогда уж анималистом. Будешь ездить по всему миру, лежать в кустах с огро-о-омным объективом и ловить в кадр играющих африканских львов.
– А что, так можно? – радостно спросила Ева.
– О-хо-хо, – сказала Марьяна. – Девочка моя, ты живешь в мире неслыханных возможностей.
После разговора с Иваном на душе стало неожиданно легко. Даже несмотря на то, что рассказал ей старый друг о ее, Марьяниной, матери, все равно это было – будто вскрыть старый нарыв. Да, поболит немного, но потом непременно станет легче. И, как оказалось, уже стало, прямо на следующее утро.