Три цвета счастья

– Н-да, – сказал Иван, – да, эта история даже в некоторой степени забавная.

– Забавная, потому что она ушла, как я поняла? Разве в этом есть что-то забавное?

– Ничего, конечно, но со временем, опять же, учишься воспринимать такие вещи философски. – Иван вздохнул. – Кэтрин. Кэтрин, да, так ее звали. Вернее, почему звали? Зовут. Она по-прежнему есть в этом мире и даже, наверное, счастлива. Только отдельно от нас.

Глава 17

Меняя Россию на Америку, Иван немного боялся, что заскучает. Ведь совсем другая страна, где он не бывал раньше, совсем другой менталитет, и люди тоже другие. Пребывая тогда в очень растерянном состоянии, Иван не мог реально оценить, как все будет, приживется ли он в Америке. А сама Америка – приживется ли она в нем? Впрочем, Райковский обладал прекрасной привычкой ничего не планировать заранее, особенно собственные ощущения и переживания, которые могут поменяться на следующий же день.

Поэтому, переехав и начав обустраиваться, Иван просто впитывал Америку, внимательно смотрел по сторонам и определял, что ему нравится, а что нет. Он быстро понял, что в маленьких заштатных американских городках ему делать нечего. Там шла привычная, веками сложенная жизнь, люди никуда не стремились и ничего особенного не хотели, а чужак навсегда оставался чужаком. Нет, Ивана по-прежнему манили большие города. Ему требовалось, чтобы вокруг кипела жизнь, и даже если живешь в тихом пригороде, добраться до мегаполиса было легко и быстро.

Поэтому Сан-Диего стал для него идеальным вариантом, да и сам штат Калифорния понравился. Хорошая погода, люди приезжают интересные, большое количество иностранцев. Здесь себя Иван чужаком не чувствовал.

А потом он встретил Кэтрин, или Катьку, как он ее потом называл. Она оказалась дочерью еще довоенных эмигрантов, неким образом успевших уехать в Америку и остаться там вполне легально. За долгие годы эмигранты накопили приличное состояние, поставили на ноги несколько бизнесов, так что их любимая, единственная, обожаемая дочь ни в чем не нуждалась.

Кэтрин в Калифорнии оказалась не случайно. Ее манила актерская карьера, однако прежде чем покорять Голливуд, Кэтрин обосновалась в небольшом театре в Сан-Диего, куда ее согласились взять на вторые роли. Там она и играла. Там-то Иван с ней и познакомился.

Полагая, что должен изучать культурную жизнь страны, в которой теперь, возможно, будет жить до самой смерти, Иван исправно ходил на выставки, различные мероприятия и иногда посещал театры. Родители – большие интеллектуалы – привили ему вкус к прекрасному, и поэтому Иван разбирался в искусстве и умел его прочувствовать.

То, что спектакль, в котором играет Кэтрин, бездарен от первого до последнего слова, Иван прочувствовал уже на первых пяти минутах. На шестой он подумывал уйти, на седьмой – увидел Кэтрин на сцене и решил, что, пожалуй, останется. Он не знал, что именно привлекло его в ней. Не то чтобы Кэтрин обладала слишком яркой, красивой внешностью или же особым магнетизмом, однако нечто в ней зацепило Ивана. Несмотря на то что он знал: это – актриса, она исполняет роль.

Даже тогда, в первые минуты знакомства, которое еще в общем-то и не состоялось, Иван понимал, что актриса из Кэтрин, скорее всего, неплохая, но не более того. Не было в ней гениальности, не было огромной искры – или даже маленькой, которую можно разжечь до немыслимых размеров, но имелось то, что оказалось привлекательным именно для него, Ивана Райковского. Поэтому он подождал, пока закончится спектакль, сдержанно похлопал вышедшим на поклон актерам, а после отправился к служебному входу, где Кэтрин и подстерег.

Он даже не сразу ее узнал. Она вышла без грима, обычная, с волосами, собранными в пучок на затылке, в джинсах, босоножках и простой белой футболке, с какой-то хиппарской сумочкой через плечо. Иван сообразил, что это она, по особому повороту головы: то же самое он только что видел на сцене и запомнил, как актриса чуть склоняет голову набок, будто прислушиваясь к чему-то.

– Привет, – сказал Иван. – Я только что был в зале, мне очень понравилось, как вы играете.

– Привет! – Она улыбнулась широкой американской улыбкой, к которым он до сих пор привыкал и тренировал у себя перед зеркалом. Без такой улыбки в Америке – никуда. – А вы зритель или продюсер?

В слове «продюсер» звучала такая надежда, что Иван поспешил объясниться.

– Нет, я не продюсер, просто зритель. Я русский, приехал в Америку недавно и вот хожу по культурным местам Сан-Диего. Мне повезло, что я попал на этот спектакль.

– Серьезно? – Она сдвинула солнечные очки на лоб, и Иван, посмотрев в ее большие голубые глаза, понял, что пропал окончательно. – Серьезно, вам понравилось?

– Ну-у, – врать настолько Иван не привык, – вообще-то…

– Вообще-то спектакль не очень, – вздохнула Кэтрин, – и необязательно делать вид, что он вам на самом деле пришелся по душе. Я знаю. Просто сейчас это единственная альтернатива. У нас, актеров, жизнь нелегкая.