– Это была Генриетта, домовая мышь, – пояснил дядя Джек. – Я редко ее продаю. Только тем покупателям, которые мне категорически неприятны. Очевидно, она поняла, что здесь как раз такой случай. Она все расскажет, когда вернется. Может быть, уже завтра. Или в начале следующей недели. Все зависит от того, сколько ей нужно времени, чтобы сгрызть в доме всю электропроводку.
– Погоди. Ты ее продаешь, а потом она возвращается в магазин? – Лотти озадаченно нахмурилась.
– Ну да. – Дядя Джек, кажется, удивился, почему Лотти не понимает таких очевидных вещей. – Из того, что я слышал, когда притаился на лестнице… – тут он расплылся в улыбке, – эту мелкую кикимору нельзя подпускать к животным ближе чем на шесть футов. И когда Генриетта закончит, ее родители даже думать забудут о том, чтобы купить ей еще одного питомца.
– А что она будет делать? – спросила Лотти.
– Ну, обычно она грызет провода. Говорит, это дает превосходные результаты при минимуме усилий. Но она настоящий профессионал. У нее индивидуальный подход. Она всегда выбирает именно то, что гарантированно рассердит ее новых «хозяев». Скажем, дыры в новом диване. Или художественная инсталляция мышиных какашек в коробке с печеньем – особенно, если печенье с шоколадной крошкой. Подождем и узнаем. Она все расскажет.
Над входной дверью звякнул колокольчик, и дядя Джек обернулся навстречу следующему покупателю. Лотти вздохнула, не зная, сможет ли она привыкнуть к этой новой волшебной жизни. Она с надеждой взглянула на покупательницу – совершенно обычного вида старушку, которая пришла купить вкусненького для своей маленькой толстой собачки и задержалась, чтобы поболтать с дядей Джеком. Лотти ждала, что они начнут обсуждать заклинания, зелья, ручных сов – хоть что-нибудь интересное, – но старушка хотела поговорить исключительно о своих жутких проблемах с ногами.
Теперь, когда Лотти знала, как все обстоит на самом деле, она поражалась тому, что люди приходят сюда за упаковкой кошачьего корма и не понимают, что это волшебный магазин.
– Почему она ничего не заметила? – спросила Лотти у дяди Джека, когда старушка ушла. – Все время, пока она была здесь, Гораций насмехался над ее крашеными фиолетовыми волосами.
Гораций хохотнул и плюнул в Лотти семечком.
Дядя Джек пожал плечами:
– Она ходит сюда много лет, Лотти. – Он обвел рукой торговый зал. – Это зоомагазин. Выглядит как зоомагазин. Пахнет как зоомагазин. С чего бы кто-то решил, что это что-то другое? – Он посмотрел на Горация. – Даже когда некоторые болтливые птицы не могут держать клюв на замке! – Дядя Джек на секунду умолк и задумчиво взглянул на Лотти. – Ты не поверишь, Лотти, но люди просто не видят того, что не укладывается в их стройную картину мира. Почти все хотят быть нормальными, и чтобы с ними не происходило ничего странного и необычного. Я не знаю, что должно произойти, чтобы кто-то хоть что-то заметил. Разве что мыши станцуют конгу[6] на прилавке. – Он пристально смотрел на Лотти. – Но ты многое замечала. Ты разглядела царапины, которыми меня наградили те мифические попугайчики, которых я ездил смотреть. Мы с Дэнни знали, что долго свой секрет не сохраним. Но так и должно быть. Волшебство у тебя в крови. Все-таки твой папа…
В магазин вошел покупатель, прервав их на самом интересном месте, а потом Лотти, как ни старалась, уже не смогла вернуться к этой теме. Дядя Джек постоянно уводил разговор в сторону, да так ловко, что Лотти не сомневалась: тут не обошлось без колдовства. Интересно, подумала она, а что еще он умеет?
Ближе к вечеру Лотти поняла, что она просто взорвется от любопытства, если вот прямо сейчас ей не ответят хотя бы на первую сотню из миллиона вопросов о дядином магазине. Кстати, она очень быстро сообразила, что у волшебных животных есть свои недостатки.
Выяснилось, что командирские замашки свойственны не только Софи, но и многим волшебным животным, особенно кошкам. Четыре черных котенка, с которыми дядя Джек поручил ей играть еще в день приезда, оказались совершенно невыносимыми. Они были такими еще тогда, когда только мяукали, но теперь они разговаривали с Лотти и все утро помыкали ею как могли. Кажется, они считали ее своей личной служанкой и громко возмущались, если она уделяла внимание Софи – даже просто смотрела на Софи, – которую они дружно ненавидели.
– Лооооттиии! – снова раздалось пронзительное мяуканье Селины. Лотти еще не решила, кто из них самый противный: Селина или Уголек, самый крупный и наглый из четырех черных котят. Людей они считали низшей расой, созданной природой исключительно для того, чтобы открывать кошачьи консервы. – Лотти, я хочу есть.
– Ты растолстеешь. Ну ладно-ладно. Только совсем чуть-чуть.
– И мне! И мне! И мне тоже! – Котята столпились у передней стенки вольера, старательно изображая сироток, умирающих с голоду.
– А волшебное слово? – спросила Лотти.
Разговоры с котятами всегда напоминали беседы с невоспитанными трехлетними привередами.
Селина сморщила носик и взглянула на братьев.
– Быстрее! – промяукали они хором.