– Так ты на самом деле молишься!
– Да! – гордо поднял голову Вьён. – Наша вера – обман, – я не изменил своему убеждению, но в Бога нынче верую. А еще я в храм теперь очень хочу пойти – под венец с нею, с белоснежной лилией…
Рагнер скривил губы и, подумав немного, решил, что не будет более разубеждать друга, а то он того гляди опять потеряет смысл жизни, напьется в винокурне, устроит там пожар да спалит и себя, и всю пивоварню с амбаром.
– Знаешь, Вьён, вот бы ты еще сахар из камыша сделал, – сказал он другу уже в тамбуре. – Сахар – это золотой песок. Придумай, как осветлять сироп, а я его продавать стану как истинный торгаш. Ты же – себе ни в чем отказа знать не будешь, дочку выдашь за богача, а белоснежная лилия, что не желает цвести в твоем лесу, вдруг возьмет – да и зацветет в твоем саду. Деньги она тоже любит, как и Бога… Золото, много золота, может перевесить даже чашу с Богом, тем более с монастырем!
________________
Весь день Рагнер провел на правом берегу Йёртры, у замка. Вьёну требовались для курения вина «водяные печи», и землеробам было велено сделать печи из воды. В город Рагнер уж не успевал, поэтому обошел каждый дом, двор и огород в деревне. Даже посетил гумно. В итоге он изрек, что землеробам также надо заготовить побольше камышового сиропа, за какой он заплатит серебром, а еще нагонит сюда толпу плотников, и они починят все избы в деревне, поправят заборы и залатают крыши.
Вернувшись в замок, Рагнер нашел Огю Шотно окрепшим и деятельным, вступившим на тропу войны с поварихами и проводившим досмотр кухни. А вот дорогого бараньего камушка Рагнер не обнаружил: Шотно, не притронувшись к настойке Соолмы, ссосал его полностью (рубин целый ссосал, соссанец!). Зато настойка пришлась по вкусу Раолю Роннаку, и в спаленке на четвертом этаже Рагнер обнаружил своего охранителя не бодрствующим в дозоре, а довольно храпевшим на кровати. Рагнеру очень хотелось удавить Раоля, просто очень, однако свое обещание Богу он помнил. Рагнер приказал швырнуть «усатую пьянь» в озеро из Нужной башни, то есть бросить в дыру для нечистот, но также велел дозорным спасти Раоля, если тот начнет тонуть.
Раоль не утонул, поварихи же присмирели и вышли на обед в форменных платьях из Рюдгксгафца. В дальнейшем смотрителю замка лишь пакостили, но никто не пытался более его травить. К пакостям Огю Шотно был стоек, правда, настойчиво пожелал проживать в комнатушке на четвертом этаже, лишь бы не в просторных покоях Ягодного дома, рядом с Олзе и Кётраной. Вздохнув, Рагнер, приказал продолбить дыру в стене маленькой спаленки, печнику сложить и там печку, а Нёгену повесить засовы и врезать замки на двери той комнаты.
В это же благодарение, тридцатого дня Воздержания, Рагнер принял твердое решение стать «торгашом»: коль в Ларгос не приходят парусники, он сам будет скупать рыбу, солонину, пушнину, кожу, шерсть, сыры, дубовые чернила и прочее. Загрузит «Медузу» всем этим добром, а еще черным сыром, пивом и крепчайшим куренным вином, – продаст всё в Брослосе, взамен же привезет разные редкости. После устроит в соседних с замком поселениях мыловарню, селитряницу и стекольню. И будет заниматься позорной для аристократа торговлей до тех пор, пока Ларгос не превратится в крупнейший торговый порт Великой Впадины, а то и всего полуострова Тидия.
Глава XIII
Затишье
В небольших городах, тем более в городках, сословная разница проявлялась причудливо. Знатный аристократ «держал свой высокий статус» посредством богатого убранства, щедрых пиршеств и внушительного числа слуг. Однако нравы в глуши были проще, чем в столице, народ – менее культурным, общение между вышестоящими и нижестоящими – куда как более дружеским и нецеремонным. Аристократ нуждался в приятном обществе, поэтому снисходил до приятельских отношений со своими наместниками, прочими образованными людьми или незнатными землевладельцами. Только землеробов, свободных или несвободных, благородные господа к себе никогда не приближали, да и горожане обычно презирали «темных сильван».
Степень сближения зависела от предпочтений аристократа: одни любили заискивание, лесть и поклонение, другие желали общения на равных. Герцог Рагнер Раннор относился ко второму виду благородных мужей и, несмотря на свое могущество, мог выпить с рыбаками, разделить хлеб с плотниками, весело посмеяться с простыми воинами или по-свойски повздорить с кем-нибудь из горожан, как с Арлом Флекхосогом, не используя вес своего титула в подобной битве. И уж точно не помышляя об отмщении за неприятный разговор – «львы мухам не мстили».