Рагнер наказал поварих воистину страшно: лишил их всякого хмельного до окончания следующей восьмиды Целомудрия. Для этого пришлось поставить дозорных в подвале у погреба. Еще Рагнер пообещал поварихам, что если они не наденут форменных платьев к обеду, то останутся в Возрождение без подарков, а если не будут слушаться Огю Шотно, то, одно за другим, лишатся прочих его щедрот – и так будет до тех пор, пока он не убедится, что они их ценят. А если к Венераалию он не увидит в замке порядка и не пребудет в празднество любви и счастья в этих «чертовых счастьях и любви», то осчастливит поварих волей в деревне, где они смогут наглеть, сколько желают. Себе же возьмет превосходного столичного повара.
________________
Из-за утренних неурядиц Рагнер задержался в замке, и его застал Вьён. Появился тот в знакомом до боли одеянии – красном, длинном, потертом полукафтане: подбитом овчиной, с воротником и оторочкой из рыжей куницы. Кажется, Рагнер видел этот полукафтан еще в свои без малого семь лет, когда ему наняли воспитателя – бросившего Университет в Санделии, недоучившегося всего год до получения лицензии лекаря, младшего сына владельца верфи и доброго друга их семьи, двадцатилетнего Вьёна Аттсога.
Рагнер и Вьён поднялись на третий этаж из тамбура по винтовой лестнице – этим путем герцог Раннор мог быстро подняться в свои покои, минуя караульную и обеденную. Но в покои герцога они не пошли – направились в Оружейную залу, мужскую гостиную.
Оружейная зала служила для демонстрации доблести рода Раннор. Сизые каменные стены пестрели знаменами, угрожали разнообразным холодным оружием, пугали звериными головами, повествуя о славных подвигах на войне или охоте. Рагнер добавил меж медвежьих, кабаньих, лосиных и оленьих голов свои лучшие ружья. Также в этой зале устраивали застолья – когда к герцогам прибывали их рыцари-ленники или когда хозяин замка желал развлечься с друзьями в обществе не самых нравственно строгих дам. Ныне великая зала была почти пуста; в дальней от входа половине находились стол, внушительная скамья со спинкой, несколько табуретов и буфет для посуды. Пол багровел, будто темная кровь, одетый в поливную плитку. Большой грубый камин не пылал огнем и не разгонял промозглой утренней сырости, зато здесь не раздавалось стука плотницких молотков.
– Как в погребе, – сказал Рагнер, запахиваясь в плащ и садясь на скамью за стол. – Кажется, беседа будет коротка.
– Какое интересное ружье… – снял Вьён со стены подарок Ваны Дольсога – короткое и изящное ружье со сложным колесцовым замком. – Как работает это устройство?
– Безупречно… И такое ружье называется «пистолет», для пистолета нужна одна рука – не две, как для стрельбы из ружья. Теперь курок с пиритом сам бьет по колесу, порох на полке можно закрыть крышкой и не бояться его растерять при скачке или погоне… Мой гений пообещал наделать мне таких пистолетов вволю, если мои кузнецы разгадают секрет бронтаянцев – как те умудряются не ковать, а отливать стволы из стали…
– Ясно, – повесил Вьён пистолет на место, у лосиной головы, и сел напротив Рагнера за стол на табурет. – В записке ты написал, что срочно хочешь меня увидеть.
– Про черный сыр хотел узнать. Ты сказал, что кучу наварил, и где он?
– Ему надо время, чтобы созреть…
– Да? – удивился Рагнер. – И сколько?
– Хотя бы восьмиду. Когда затвердеет, я тебе сразу его привезу.
Рагнер вздохнул и задумался.
– Вьён… Сыра мало. Ну приедет за ним один корабль… Я лучше сам отвезу черный сыр в Брослос. У меня пивоварня пустует. Есть место, чтобы устроить еще и винокурню. Из того же ячменя наделать белого вина, только столь же крепкого, как и камышовое вино. Я бы хотел, чтобы ты работал винокуром, но боюсь… Зато это дело должно выйти намного более денежным, чем черный сыр, и ждать опять же не надо, пока что-то там затвердеет.
– Я справился со своим недугом. Мое заболевание душевное, а не плотское, – ты же знаешь… Жизнь была бессмысленна. А сейчас – нет. Я согласен, но с условием: помощники мне не нужны. Я хочу оставить в тайне то, как извлекаю чистый дух вина.
– Ты мне, что ли, не доверяешь?! – изумился Рагнер.
– Не тебе… Другим. Выйдет надежнее, поверь, если один я буду знать, как извлекать дух вина. Зато обещаю – вино получится крепче, чем что-либо тобою ранее изведанное.
– Отец Виттанд нас с тобой за дух вина на костер не отправит? А то я с ним вновь поругался.
– Еще одна причина, почему курение моего вина стоит хранить в тайне.
– Ладно… Всё по-прежнему: мои – три четверти, твоя – четверть. Поедем сейчас в пивоварню: всё осмотришь и скажешь, что нужно. Да, еще одно… – тяжело вздохнул Рагнер, вспомнив о просьбе Лилии. – Я вчера разговаривал с госпожой Тиодо, и надо сказать, она мне крайне понравилась… Вьён, я понимаю, отчего ты влюбился. Она не только подлинно красива, но и подлинно умна. И ее намерение стать монахиней тоже подлинно – я ныне не сомневаюсь в этом. На что ты надеешься?
– Ни на что, – тоже вздохнул Вьён. – И немного на чудо. Не зря же я ее увидел утром Судного Дня, а не погиб на морском ветру. Не поверишь, но я уверовал в Бога.