Три узды

Элина манера вождения всегда ввергала меня в шок. Еще в те босоногие, нищенские времена, когда мы были вместе, у нее уже была машина – дохлое дитя советского автопрома, раскрашенное облупленной голубенькой краской – но обращалась она с ней, словно раллийный пилот на финальном километровом куске многодневной гонки: плевать на мотор, плевать на штурмана, плевать на жизнь, главное – выжать еще пару цифр из спидометра. Сейчас все, конечно, изменилось – но только в том смысле, что ныне она насиловала не овощную «четверку»22, а огромный, быкообразный внедорожник, размерами и цветом походящий на похоронный автобус. Она непрестанно закладывала бессмысленные перестроения, распихивала соседние ряды, норовила проскочить на красный, – а если перед светофором уже скопились законопослушные машины, то ей непременно надо было обогнуть их по встречной и, все-таки, проскочить на красный; а если и этого не получалось, и ей приходилось затормозить, то после перекрестка она за какие-то доли секунды (так мне казалось) набирала за сотню – и только для того, чтобы в следующий момент с истеричным визгом уткнуться в очередной светофор. Меня, сидящего спереди, натурально тошнило от перегрузок во всех мыслимых и немыслимых плоскостях. Привычный Эльдар молча подпрыгивал сзади. Можно было только удивляться тому, что Эльза до сих пор оставалась жива при такой любви к смертельному маневрированию на оживленных городских улицах – но, стоило присмотреться к ее сосредоточенному, холодному лицу, как становилось ясно, что это не просто бездумное лихачество. Это было исключительно выверенное, расчетливое лихачество. Она всегда неслась у самой грани своей и чужой гибели – но, при каждом повороте руля, лишь чиркая эту грань по касательной и никогда не пересекая ее. Эльза была страстным, пафосным, влюбленным, но очень умелым водителем. Хотя и дурой, конечно.

В какой-то, особенно страшный момент, она на полных оборотах подлетела к зебре – и тут, из-за перегородившего встречный вид автобуса, неотвратимо выдвинулась старушка, по-голубиному уткнувшаяся носом в асфальт под ногами. Я весь сжался – это был тот самый переход, на котором погибла Ася. Сам я всегда проезжал его с клинически осмотрительной скоростью земляного червяка – не мог заставить себя надавить на газ, даже если видел, что улица пуста на километр вперед. Эля же и не подумала тормозить – и, положа руку на съежившееся сердце, это был единственно возможный в ее ситуации маневр. Она просто небрежно сдвинула руль на пару миллиметров вправо и оставила невредимую бабку возмущенно размахивать нам вслед зонтиком.

В прошлый раз мы с Эльдаром проделали путь от его дома до работы за полчаса с копейками. Эля уложилась в тринадцать минут, о чем не преминула похвастаться, высаживая нас у подъезда. У нее было прекрасное настроение. Меня не отпускала тоскливая тревога.

Дома Эльза отправила гениального сынулю переодеваться в домашнее, а сама принялась носиться по кухне – нарезая, наливая и накладывая.

– Ты что будешь? – на лету поинтересовалась она, задержавшись у шкафчика со спиртным. – Чего тут у нас вкусненького завалялось? Джин есть… ну, это бе-е-е… Ром еще, фу! Винишко какое-то паршивенькое… А! Ликер с прошлого раза остался. Чего тебе?

– Ром, – не без труда выбрал я, содрогнувшись от упоминания ликера.

– Разбавить? Лед? Лимон?

– Смеешься?.. Так давай.

Она бухнула передо мной толстенный стакан, плеснув в него добрую четверть. Себе небрежно отмерила на палец той же бесцветной, пахнущей анисом, жидкости. Села напротив за стол.

– Ты чего сегодня такой замученный? – с неподдельной заботой поинтересовалась она. – Аж с лица сбледнул.

– Башка трещит, – признался я, не особо кривя душой.

– И чего молчишь, страдалец? Во-он, сзади тебя… да левее, блин… на тумбочке возьми, не тупи… Ты мне сегодня нужен здоровый и веселый, понятно?

Обернувшись, я увидел знакомые ядовито-красные таблетки. Хоть какая-то хорошая новость на сегодня. Сунул в рот сразу две и запил ромом, и только после, спохватившись, чокнулся с Элей. Она, пригубила, отчаянно скривившись.

– Фу-у-у, ну и говнище, – пожаловалась она. – И что теперь прикажешь делать?

Я пожал плечами. Мне было все равно: лишь бы в моем собственном стакане плавало побольше дружных градусов. В голове фаталистически барражировали планы надраться к чертовой прабабушке.

– Придумала! – обрадовалась Эля, игнорируя мое заторможенное состояние. – Лови!

Она вскочила с табурета и схватила бутылку с вином. Всучила мне вместе со штопором. Пока я возился с пробкой, поставила на конфорку ковшик и распотрошила в него коробочку с пряностями.

– В такую дерьмовую погодку – самое то, – мелодично пропела она, с бульканьем переливая в ковшик вино. – Заодно тебя прогреем… Кстати, Максик, ты на помойке ночевал, да?

Я непонимающе посмотрел на нее, а потом вдруг вспомнил, что полдня провел под дождем, а утром даже не успел почистить зубы. Еле слышно пробормотав какие-то оправдания, я, слегка покачиваясь, поплелся в ванную.