Как и накануне, к вечеру прояснилось. Окна Эли выходили на закат, и сейчас из-под приподнявшихся туч просвечивали оранжевые лучи уставшего за день, но неунывающего солнца. Честное слово, я был рад, что всему тому абсурду, что происходил со мной все последние дни, наконец, нашлось окончательное объяснение.
Не было никакого Стаса. Не было, как ни жаль, никакой Аси. Они всего лишь занятные фантомы, воображаемые лучшие друзья и паршивые любовницы, продукт больного сознания, воспалившегося кашей застоявшихся воспоминаний. Крыша, ку-ку!
Ну в самом деле. Ася погибла много лет назад; это ботанический факт, зафиксированный документально. Как я мог поверить в то, что мертвый человек может вернуться? Я, вроде бы, не любитель историй про зомби… Хотя со всей той шаманской хренью, которая разрослась у меня в голове после несостоявшегося коитуса у жуткого захоронения, любой бы поверил – не зря же я сам себе отправлял эти туманные письма. Далее, у Аси не было никаких братьев: мне твердили об этом Нина и Эльдар. Да и сам я прекрасно помню, что не слышал и слова о каком-то там брате, пока она была жива. Ежу понятно: мне нужен был устойчивый образ, которому я мог бы изливать душу, пока боролся с делирием, и вот, пожалуйста – Стас. Подозреваю, что на протяжении десяти лет я приходил в заброшенный вагончик, чтобы поболтать в придуманной лаборатории с придуманным другом. И даже умудрялся чокаться с ним, в одиночку наливаясь виски. Интересно, разговаривал-то хоть про себя, или вслух бредил?
И, конечно, в деревню я привез придуманную Асю, с которой было так хорошо. Привез, погонялся за кем-то по кладбищу (боюсь, я знаю, за кем), но видимо, не догнал, раз уж с досады разнес из ружья собственную машину. Слава Богу, никого живого не угробил – а остальное так, нелепое чудачество, максимум административка…
Есть ли хоть одно материальное доказательство того, что Ася – или, хрен с ней, хотя бы Стас, – действительно существовали? От Стаса остался только пустой вагончик, а от Аси – пустая квартира с непристойным мужиком… то есть мной внутри. Разве что халат… кстати, где мой халат? Ах, да, я же оставил его в кабинете Эльдара – не иначе, как лишнее свидетельство своего фетишизма. Значит, нет и этого. И никогда не было.
Вообще, всё не так плохо, решил я. Все жалко, грустно, обидно, но не так хреново, как могло бы быть. Осознание своего сумасшествия – первый шаг к выздоровлению, не так ли? К тому же я – какой молодец – сам начал избавляться от галлюцинаций: сначала заставил Стасика сгинуть в лесу, а теперь вот – Асю… Ничего, найдем специалиста, пропьем курс-другой и будет нам счастье в виде устойчивой ремиссии.
Правда, непонятно, куда делись деньги. Если это делишки Эльзы, то тут я и сам, чёрт возьми, смогу…
И снова мои размышления невежливо прервал звонок, и снова с того же номера. Люди вроде Собакина исхитряются достать вас уже через неполных пять минут знакомства.
– Послушайте, какого хрена было вообще звать меня на допрос, если вы до завтра потерпеть не можете? – раздраженно рявкнул я.
– Пожалуйста, оцените качество оказанных услуг по десятибалльной шкале!.. – благостно возразила мне трубка.
Я расхохотался. Именно таким – смеющимся до слез, меня застала Эля. Она вышла на балкон со стаканами в руках и изумленно наблюдала, как я сотрясаюсь, не в силах остановиться.
– Кукуха съехала? – озабоченно спросила она, когда я начал затихать.
– Ага, – подтвердил я, вытирая глаза.
– Бывает, – она отобрала у меня окурок и глубоко затянулась. – Ну что, пойдем? Я Элика заперла, пусть не подслушивает…
– Куда пойдем? – все ещё весело спросил я.
Она с удивлением воззрилась на меня:
– А ты зачем пришел? Пожрать, что ли?
А, собственно, зачем? – обескураженно подумал я.
– Ну, Эля… – поморщился я, не зная, что сказать.
Она внимательно смотрела на меня: напряженное, сосредоточенное лицо, недовольно опущенный рот, злая морщина на лбу. Я открыл было рот, но она уже отвернулась к окну и уставилась на крыши окрестных домов. Остатки заката сухо выжелтили ей щеку, и я то ли с жалостью, то ли с неприязнью отметил, как некрасиво отвисает мочка её сорокадвухлетнего уха.
Ах, если бы на ее месте была кроткая Ася – которую то же заходящее солнце умело разукрасить живой, свежей красотой. Пусть все это и было только в моих глазах, в моей больной голове… клянусь: я, не задумываясь, вернулся бы в тот момент, даже зная, что мне предстоит после. Тогда жизнь еще была тревожной, но волшебной сказкой, а впереди была надежда на то, что неведомо как прорвавшаяся ко мне из прошлого любовь оживет вновь, а теперь – что мне осталось? Бетонный, прокуренный балкон с бетонной, прокуренной женщиной. Холодной, нелюбимой и неведомо что замышляющей.
– Ну, Эля… – вторично промямлил я.
– Смотри… – вдруг воскликнула она, подавшись вперед. – Да не на меня, дурилка, вперед смотри!