Читаем Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события полностью

Один наблюдательный иностранец писал о крепостных мастерах: «Многие русские художники, рожденные во славу своему Отечеству …кончали тем, что меняли культ муз на культ Бахуса, из храма Аполлона отправлялись в кабак». Талантливые крепостные мастера были востребованы и внесли огромный вклад в развитие многих областей искусства, но психологически они страдали от ощущения несвободы и оттого приходили «в храм Бахуса», сходили с ума, рано умирали от болезней.

Бывали случаи, когда граф Дмитрий Николаевич отпускал своих людей на волю. Так, в 1818 году был освобожден от крепостной зависимости художник-миниатюрист и акварелист Михаил Зацепин (ученик Ивана Аргунова) и некоторые другие.

Варвара Петровна Шереметева записала в своем дневнике: «…При всем этом говорят, он чрезвычайно добр, более чем на 100 000 рублей у него пенсий, много детей воспитывается на его счет, я нахожу его несчастным, но такова уже судьба этого человека!»

О его доброте и чувстве сострадания свидетельствует и такой его поступок. В 1824 году по его приглашению в больничном флигеле Фонтанного доме поселился доктор Кавалергардского полка Рейнгольд «для пользования его служителей», ему платили за эту работу 3 тысячи рублей в год. В 1830 году, во время эпидемии холеры, граф Дмитрий Николаевич предоставил свой дом в Москве на Воздвиженке для «призрения бедных» и за свой счет обеспечивал их содержание. Особым письмом на имя главнокомандующего Москвы князя Дмитрия Голицына граф Шереметев писал, что благодарит «…за великую честь и удовольствие», которых он удостоен от московских властей, приобщивших и его «к числу соотчичей, подающих в столь тяжкую годину помощь страждущему человечеству».

Граф Д.Н. Шереметев тратил значительные суммы на выплату пенсий разным людям – родственникам, служащим и членам их семей или просто тем, кто сумел убедить графа в своем бедственном положении. Кто-то получал помощь деньгами, кто-то пользовался бесплатным жильем в московских и петербургских домах, кого-то он соглашался принять вне очереди в одну из шереметевских богаделен.

В 1835 году случилась история, которая стала широко известна в России и отчасти проливает свет на внутрисемейные отношения между графом Шереметевым и Уваровыми. В конце этого года в петербургских великосветских гостиных заговорили о новой сатире «На выздоровление Лукулла», написанной поэтом Александром Пушкиным.

Ты угасал, богач младой!Ты слышал плач друзей печальных.Уж смерть являлась за тобойВ дверях сеней твоих хрустальных <…>А между тем наследник твой,Как ворон, к мертвечине падкий,Бледнел и трясся над тобой,Знобим стяжанья лихорадкой.Уже скупой его сургучПятнал замки своей конторы:И мнил загресть он злата горы…

Хотя при публикации автор и сделал подзаголовок «Подражание латинскому», но многие знали, что истинным «героем» памфлета был Сергей Семенович Уваров, министр народного просвещения и ярый враг поэта, примкнувший к тем, кто уже начал травлю Пушкина. Будучи председателем Главного управления цензуры, Уваров в журнале «Сын Отечества» позволил себе резко раскритиковать только что вышедшую из печати «Историю Пугачевского бунта», которая так много значила для Пушкина. Уваров назвал пушкинское сочинение «мертворожденное дитя». В Дневнике поэта в одной из записей за февраль 1835 года читаем: «…Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении… Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что он у детей Канкрина на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был б.., потом нянькой, и попал в Президенты Академии наук. Он крал казенные дрова,… казенных слесарей употреблял в собственную работу». Эта характеристика через полгода перейдет в памфлет «На выздоровление Лукулла».

Граф Сергей Семенович Уваров

Перейти на страницу:

Похожие книги

Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Это повесть о недолгой жизни, творчестве и трагической смерти всемирно известного русского художника Никола де Сталя. Он родился в семье коменданта Петропавловской крепости в самом конце мирной эпохи и недолго гулял с няней в садике близ комендантского дома. Грянули война, революция, большевистский переворот. Семья пряталась в подполье, бежала в Польшу… Пяти лет от роду Никола стал круглым сиротой, жил у приемных родителей в Брюсселе, учился на художника, странствовал по Испании и Марокко. Он вырос высоким и красивым, но душевная рана страшного бегства вряд ли была излечима. По-настоящему писать он стал лишь в последние десять лет жизни, но оставил после себя около тысячи работ. В последние месяцы жизни он работал у моря, в Антибе, страдал от нелепой любви и в сорок с небольшим свел счеты с жизнью, бросившись с крыши на древние камни антибской мостовой.Одна из последних его картин была недавно продана на лондонском аукционе за восемь миллионов фунтов…

Борис Михайлович Носик

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Прочее / Современная проза / Изобразительное искусство, фотография
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство
Илья Репин
Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.

Екатерина Михайловна Алленова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги