Воронцовскому дворцу в Алупке Эдуард Александрович передал редчайший «Портрет князя Григория Потёмкина» кисти Левицкого, приобретённый у нью-йоркского антиквара. Одна из его самых удачных находок. Ныне гостям дворца-музея медная табличка под портретом прославленного екатерининского вельможи напоминает о дорогом подарке барона.
…Он пытался разрешить непосильную задачу – как направить ход событий, когда его, барона Фальц-Фейна, не будет уже на белом свете? Значит, нужно думать сегодня и о судьбе «Аскании-Новы», и судьбе русских книг, картин, всех милых и дорогих реликвий, что «избрали» его дом своим пристанищем. Неужели им вновь предстоят странствия по свету – чужие страны, чужие руки? Как больно сознавать, что прекрасная коллекция русского искусства, созданная ценой неимоверных усилий, вобравшая его жизнь, мечтания, надежды, восторги, будет разбита, растащена по разным углам?!
И как сделать так, чтобы не обидеть дочь Людмилу (она живёт в Монако) и внучку Казмиру, своих наследниц, и не обидеть Россию?
Днём назойливые мысли отгоняли дела, а ночью, когда царствует бессонница, они просто невыносимы. Сказано ведь в Священном Писании: «Копите сокровища нетленные…» Он копил земные, но, расставаясь с ними, обретал вечные.
Крыму повезло особо: барон не скупился на щедрые дары для его музеев. Вот и дворцу в Ливадии барон подарил ковёр ручной работы с изображениями августейшей фамилии: Николая II, Александры Фёдоровны и цесаревича Алексея, – дар иранского шаха царской семье к трёхсотлетнему юбилею Дома Романовых. Персидский ковёр, прежде висевший в крымской резиденции русского царя, Эдуарду Александровичу посчастливилось купить на аукционе в Германии.
Домашнюю галерею Фальц-Фейна украшал редкостный портрет, вероятно, – самый ранний! – наследника российского престола, будущего императора Николая II. На полотне кисти придворного живописца Тимофея Неффа – сладко спящий царственный младенец на круглой подушечке, кажущейся нимбом вкруг белокурой головки.
Эдуард Александрович был единственным на земле, кто до недавнего времени помнил тепло царских рук: в апреле 1914-го, во время визита к Фальц-Фейнам в «Асканию-Нову» (император прибыл на яхте из Ливадии), Николай II держал на руках маленького Эди, лаская смышлёного и симпатичного мальчугана.
Приём, оказанным семейством Фальц-Фейн, запомнился государю. Потрясённый увиденным в необычном поместье, он восторженно писал матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне: «Хозяин повёл меня мимо больших клеток со всевозможными птицами, живущими вместе, к пруду; на нём плавали несколько сот уток, гусей, лебедей, фламинго разных пород. Дальше мы подошли к знаменитому зверинцу, размером как военное поле в Гатчине, с громадным забором вокруг. Там живут разные олени, козы, антилопы, гну, кенгуру и страусы круглый год под открытым небом и на открытом воздухе, и тоже все вместе. Удивительное впечатление, точно картина из Библии, как будто звери вышли из Ноева ковчега!»
Николай II мыслил ещё раз побывать в «Аскании-Нове» вместе с сыном цесаревичем Алексеем. Не случилось: вскоре разразилась Первая мировая…
Итог той царской поездки стал для хозяина Фридриха Фальц-Фейна счастливым: ему и братьям было даровано потомственное российское дворянство.
В фамильном гербе Фальц-Фейнов под короной и рыцарским забралом не мифический единорог и не арабский скакун, а лошадь Пржевальского. Именно эта древнейшая на земле порода лошадей была спасена от вымирания в заповеднике «Аскания-Нова» дядей Эдуарда Александровича. И не только резвые лошадки Пржевальского нашли приют в заповедных полуденных степях, но и зубры, карликовые олени, зебры, бизоны…
В честь родового имения в Южной России, где прошли счастливые годы юного наследника «империи Фальц-Фейнов», Эдуард Александрович назвал и свою виллу в Лихтенштейне – «Аскания-Нова».
«Портреты предков на стенах»
Вилла «Аскания-Нова» – зеркальное отражение той несуществующей ныне жизни. Сколок былой «империи Фальц-Фейнов». Мир мёртвых и живых. Вернее, мир Эдуарда Александровича не был делим на ушедших и здравствующих. У него все живы, как у Господа Бога. Их лица проступали в памяти словно добротные чёрно-белые снимки в проявителе.
И взирали с портретов на своего знаемого и незнаемого внука и правнука адмиралы Епанчины, верно служившие царю и Отечеству. Пристально вглядывалась в него монаршая чета: император Павел I и императрица Мария Фёдоровна.
Удостаивала царственного взора сама Екатерина Великая. Она добрая давняя собеседница Эдуарда Александровича. Им было о чём помолчать… Ах, как они непростительно разминулись веками! Уж красавец-барон, верно, затмил бы всех Зубовых, Орловых, Ланских и прочих фаворитов любвеобильной государыни!