Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Эдуард Фальц-Фейн – инициатор выпуска юбилейной почтовой марки и открыток с портретом русского генералиссимуса. Но прежде он заручился высочайшим соизволением князя Лихтенштейнского Ханса-Адама II. По правде сказать, сделать это было несложно, ведь князь – давний добрый знакомый барона, да к тому же ещё и сосед. Вилла «Аскания-Нова» и княжеский замок разместились поблизости, на живописном альпийском склоне.

Свойственник Достоевского

За долгие годы у Эдуарда Александровича сложился огромный домашний архив. Рукописи, газетные вырезки, письма, старые снимки аккуратно разложены по папкам: «Романовы», «Епанчины», «Фальц-Фейны», «Пушкин», «Достоевский».

Барон гордился, что он – единственный родственник Достоевского за границей! Дорожил фамильным древом, где ветви старинного немецкого рода скрестились с русской фамилией Достоевских. Родство то, пусть и дальнее, считал барон, накладывало на него определённые обязательства. Хотя всегда, когда предстояло ему новое и большое дело, прежде прислушивался к своему сердцу.

Эдуард Александрович винил в кончине малютки Сони её… великого отца, а не только непредсказуемость женевской погоды. Верно, по праву родства он мог позволить себе те упрёки. Мужчины, полагал он, не умеют обращаться с младенцами: во время прогулки по набережной Женевского озера Фёдор Михайлович взял из коляски плачущую тёплую дочку на руки, чтобы успокоить её. И напрочь позабыл либо не знал, что весной с озера налетают на город невероятной силы ветры. Маленькая Соня умерла от воспаления лёгких, точно крохотный листок, унесённый порывом холодного ветра…

Барон Фальц-Фейн с величайшим трудом разыскал то место, где супруги Достоевские похоронили своего первенца. В тех, длившихся не один год поисках барону помогал американский профессор-славист Анатолий Натов, знаток Достоевского. И вот чудо – на исходе века ХХ утраченная было могилка вновь обретена! Эдуард Александрович заплатил за место на «Плен Пале» на три десятилетия вперёд, но прежде установил на нём мраморное надгробие. Когда барону доводилось бывать в Женеве, он приходил на старинный погост возложить цветы к памятнику Соне Достоевской. Мне запомнились его слова: «Самое маленькое надгробие и самое большое имя на этом кладбище…»

Всего-то восемь дней разделяют жизни двух девочек, что обе родились в Женеве и обе были наречены Софьями. Радость в одной семье и горесть, слёзы – в другой. Коротенькая жизнь одной Софьи и полновесная, наполненная страстями и любовью – другой.

Сони Достоевской не стало 12 мая 1868-го, а Софья, дочь Наталии Пушкиной и принца Николая Насауского, появилась на свет 20 мая, вскоре после кончины своей маленькой тёзки…

Вряд ли о рождении внучки боготворимого им поэта было ведомо Достоевскому в те скорбные для него дни. Зато графиня Софи де Торби, внучка Пушкина, не могла не слышать о Достоевском и, верно, повзрослев, с упоением читала его романы.

Ещё одна замета судьбы: в мае того же памятного, 1868 года далеко от Женевы, в Александровском дворце Царского Села, огласил мир о своём появлении на свет цесаревич Николай, в будущем – император Николай II. Судьба определит ему стать внуком последнего монарха, лично знавшего Пушкина. И последним русским государем, поклонником пушкинского гения.

Два генерала

Зловещую развязку «Идиота» Фёдор Михайлович писал уже после той горькой своей потери. Работа продолжилась в швейцарском Веве и итальянском Милане. Завершён роман («Идiотъ», так в прежней орфографии значилось название) в январе 1869-го во Флоренции. Там, на площади близ палаццо Питти, один из старых домов украшает мемориальная табличка, коя сообщает, что здесь Достоевский создавал своё гениальное творение. А вот в Женеве, где родился замысел романа и явились на свет первые его главы, подобной памятной доски, увы, не встретить.

Есть в судьбах литературных героев и реальных людей, сопряжённых родством с писателем, одно, прежде неведомое и почти мистическое, «сближение»: семейство генерала Ивана Фёдоровича (его супруга и три дочери), принявшее участие в судьбе бедного князя Мышкина, носит фамилию Епанчиных.

«Генерал Епанчин жил в собственном своём доме, несколько в стороне от Литейной, к Спасу Преображения. Кроме этого (превосходного) дома, пять шестых которого отдавались внаём, генерал Епанчин имел ещё огромный дом на Садовой, приносивший тоже чрезвычайный доход. <…> В старину генерал Епанчин, как всем известно было, участвовал в откупах. Ныне он участвовал и имел весьма значительный голос в некоторых солидных акционерных компаниях. Слыл он человеком с большими деньгами, с большими занятиями и с большими связями», – представляет читателям своего героя автор.