Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Итак, генерал от инфантерии Николай Алексеевич Епанчин. Участник освободительной русско-турецкой войны (1877–1878) и Первой мировой, кавалер российских и иностранных орденов. В декабре 1900-го, произведённый в генерал-майоры, возглавил Пажеский Его Императорского Величества корпус, где учились дети аристократических фамилий – будущая военная элита России. В следующем, 1901-м генерал Епанчин был зачислен в свиту государя Николая II.

Барон Фальц-Фейн хранил старую фотографию, запечатлевшую деда, генерала Епанчина, рядом с императором на военных манёврах 1913 года в Красном Селе.

Очень скоро учебные манёвры обратились боевыми баталиями: уже в августе четырнадцатого под прусским Гумбинненом разыгралась яростная битва. Тогда благодаря умелому командованию генерала Епанчина (под его началом был III русский корпус в Восточной Пруссии) французская армия, союзная в Первой мировой России, была спасена от полного разгрома. Войска корпуса Епанчина разгромили немецкие полки генерала Макензина – то была первая победа русской армии над германцами в той войне. Не помогла немцам их иезуитская «тактика»: во время атак в первые свои ряды они ставили безоружных русских пленных!

Сам же генерал Епанчин, снискавший известность в том сражении, был награждён французским орденом Почётного легиона. Подвиг его не забыт и в нынешней России: в рамках проекта «Русская победа спасла Париж» создан эскиз памятника генералу Епанчину, что будет установлен на центральной площади Гусева, города в Калининградской области, прежнего прусского Гумбиннена. (К слову, идея проекта принадлежит барону Фальц-Фейну.)

После Октябрьского переворота Николай Епанчин сражался в рядах белой армии, но в 1920-м, после ряда военных неудач, на борту эсминца, вместе с войсками Врангеля, навсегда покинул берега Крыма. И более уж никогда не видел любимой им России.

Крестный эмигрантский путь генерала пролёг через Турцию, Германию, Францию. Последние годы жил в Ницце, где руководил офицерскими курсами Русского Общевоинского союза. Умер в феврале сорок первого, когда в Европе уже вовсю грохотала Вторая мировая, а до вторжения Гитлера в Россию оставались считаные месяцы. Похоронен Николай Алексеевич Епанчин в Ницце на православном кладбище «Кокад».

Там, на западной окраине города, на крохотном кусочке земли, что на склоне холма Кокад, давным-давно купленном имперской Россией для установки батареи (но русские пушки так и не сделали ни единого выстрела с того стратегического плацдарма!), словно сошлись три века отечественной истории: девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый.

Православное русское кладбище в Ницце: прямоугольники надгробий, каскадом спускающиеся к морю по цветущему склону, похожи на огромные разбросанные книги. Книги бытия, книги судеб. Они написаны, но так до конца не прочитаны. Их мраморные обложки навечно захлопнуты…

Все литературные жанры представлены в этом печальном собрании: романы, мемуары, эссе, водевили, драмы и трагикомедии. Не изменить уже ход сюжетных линий, монологи героев, время и место действия событий, не внести последнюю правку в завершённую рукопись. Ничего не исправить – всё написано набело. Всё свершено и всё совершенно. Что ни мраморное надгробие, то целый пласт русской культуры и истории!

Так уж привелось, что именно в Ницце, негласной столице Французской Ривьеры, будто в едином нервном узле сплелись пути российских самодержцев и потомков великого поэта. И многих-многих русских людей, носивших звучные исторические имена: философов, меценатов, художников. Поистине Ницца – город с русской кровью. Здесь, как ни странно, вершилась история России последних двух столетий. И судьба династии Романовых теснейшим образом связана с этим городом на Лазурном Берегу.

Вот и Светлейшая княгиня Екатерина Юрьевская (матушка Эдуарда Александровича Вера Николаевна прежде была дружна с ней), последние годы жившая в Ницце, навечно в ней и осталась. Мраморная усыпальница вдовы императора Александра II на «Кокаде» воздвигнута заботами и попечением барона Фальц-Фейна. Ранее, бывая в Ницце, он приходил сюда с молодым своим приятелем князем Георгом Юрьевским, правнуком княгини Юрьевской (и императора Александра II), поклониться её памяти.

Поблизости от усыпальницы Светлейшей княгини – родовое захоронение немецких баронов Фальц-Фейнов и русских аристократов Епанчиных, породнившихся меж собой.

Эдуард Александрович заранее подготовил место и для себя, – не привык обременять близких даже и такими скорбными заботами: на стеле, под портретом (одной из любимых его фотографий – на ней он молод и дерзко красив), выведена была лишь одна дата – год рождения 1912-й.

Не столь давно к ней добавилась и другая, горестная, – 2018-й… И уже не раздастся в Москве телефонный звонок, и далёкий голос со знакомым милым акцентом шутливо не пригласит: «Слюшай, приезжай! Чай на столе…»

А ещё он любил повторять: «Моё сердце принадлежит России!» Говорил это строго, просто и серьёзно.