Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.

Как легки и игривы пушкинские строки! Сколь весело и остроумно намекает поэт о «вредности» для него севера, то бишь Петербурга, подразумевая отнюдь не здоровье, но вынужденный свой отъезд в южную ссылку. Легко ли забыть великолепную Северную столицу? Да и где ещё можно так беззаботно блистать, как не на нарядном Невском проспекте?!

Вспоминались ли те знакомые строки Александру Мезенцову, вместе со строем таких же несчастных печатавшему шаг по гулкому деревянному настилу, в насмешку прозванному «Невским»? Нет, не дай Бог никому «прогуливаться» по подобным «проспектам»!

Преддверие ада – это Попов остров, а сам ад – ближайшие Соловецкие острова. Хотя и ад, и его «преддверие» – внешне почти неотличимы.

На Попов остров бесконечно прибывали всё новые этапы заключённых, чтобы с открытием навигации двинуться далее, на Соловки. Северный остров незримо хранит следы филолога Дмитрия Лихачёва, священника и философа Павла Флоренского, писателей Георгия Осоргина и Олега Волков, многих-многих лучших людей страны. Им предстояла своя Голгофа, свой крестный путь. Далеко не всем после всех тех нечеловеческих испытаний посчастливилось вернуться в родной дом…

Что мог видеть на далёком холодном острове московский студент Александр Мезенцов? Какие чувства испытать?

Александр Мезенцов не оставил записок о чудовищных днях и ночах, проведённых им на Поповом острове (известно и другое его название – остров Революции), ну а чаще его называли «Дорогой в ад». Но не вёл ли правнук поэта тайный дневник? Хотя в такую гипотетическую возможность верится с трудом. О каких дневниках или записках могла идти речь на диком, казалось, проклятом Богом острове среди студёного моря?! После каторжных работ беднягами владело одно желание – упасть на нары и забыться кратким тревожным сном.

Зато остались воспоминания узников Попова острова, былых его невольников. Тех, кому посчастливилось выжить. Правда, их мемуары увидели свет много позже. И так легко, благодаря тем живым свидетельствам, воссоздать безотрадную картину жизни красивого молодого человека, полного любви ко всем и ко всему и вмиг всё потерявшего.

Взглянем на островную лагерную жизнь глазами писателя Олега Волкова: «Вышки, сколоченные из хлипких брёвнышек. Пятачок площади, обнесённый оградой из колючей проволоки. На нём, возле примитивного дебаркадера, длинный низкий барак.

Это Кемский пересыльный пункт. Зловеще знаменитый Попов остров – «КЕМЬ-ПЕР-ПУНКТ», зона на каменистом и болотистом берегу Белого моря, недалеко от захолустного деревянного городка Кемь. От нашей выгрузки в Кеми сохранилось очень резкое ощущение своей вброшенности в ворочающееся, беспорядочно понукаемое, куда-то направляемое многолюдие, тесноты, необходимости что-то выполнять под непрерывные окрики и брань. Всё вокруг кишело людьми с мешками, сумками, деревянными чемоданами, толпившимися в оцеплении солдат, вооружённых винтовками с примкнутыми штыками. После длившегося бесконечно ожидания у обвитых колючей проволокой ворот зоны – тут этапы принимала целая ватага лагерного начальства, писари сверяли списки с записями в формулярах, опрашивали, выясняли, – я, наконец, оказался в бараке, широком, низком и длинном, с двумя проходами между тремя порядками капитально сооружённых двухъярусных нар… Заключённые тут как пересчитываемые в гурте головы скота: их надо подкормить, не дать вовсе запаршиветь в дороге, чтобы было что сдать приёмщику. <…>

Нас большими партиями выводили за зону, чтобы позабавиться зрелищем, как ошалевшая от страха, окликов и избиений толпа мечется и старается вокруг явно нелепого дела. Нас заставляли вылавливать в мелком прибрежном заливчике нанесённые течением бревна и вытаскивать их наверх по крутому склону на катище; не только что лебёдок, у нас даже верёвок не было, чтобы зачаливать их. Мы артелями по десять – двенадцать вручную катили каждое бревно перед собой, оскользаясь, едва удерживаясь на скате. Не справившись, бревно упускали, и оно, то расшвыривая, а то калеча нас, плюхалось обратно в воду».

А вот и другой, непредвзятый взгляд на жизнь узников Попова острова – взгляд тринадцатилетней девочки Кати, на ту пору жительницы островного посёлка: «…Наш дом был крайним на улице. В нём располагалась лагерная контора, поэтому о многих событиях в жизни заключённых мы, любопытные подростки, знали. Тогда посёлок не был таким большим, как сейчас. Отходы лесозавода, рейки сваливали в воду. Так увеличивалась площадь острова. Заключённые носили отходы вручную, толкали тяжелые вагонетки, гружённые рейками. Это был один из видов работ, на которых они были заняты. Других гоняли по этапу на строительство дороги Кемь – Ухта.