Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца

Внутри меня нарастала паника, которая все чаще показывала свое лицо (а выглядела она совсем как я, разве что глаза чуть больше и чуть тревожнее), но я все равно продолжала идти напролом по своей непротоптанной тропе. В этом краю не было места детским амбициям, планам на будущее и картам, составленным исследователями прошлого. Я очутилась в первобытном лесу, где приходилось прислушиваться к собственным инстинктам, пытаясь разглядеть, что же ждет впереди, и полагаясь при этом на основы философии дзен, которая учит полностью концентрироваться лишь на сегодняшнем дне.

Быть может, я пыталась уверить себя в том, что в потерянности есть нечто сродни искусству. Однако правда заключалась в том, что мне не хотелось писать. Мне не хотелось снимать кино. Я не могла представить себе свое будущее за гранью текущей недели. Единственной моей страстью и движущей силой было желание жить в Шотландии и, по какой-то неведомой причине, быть рядом с Юаном, какие бы трудности ни переживали наши отношения. Всю веру в себя, все волшебство, позволявшее мне претворять в жизнь задуманное, я теперь направляла лишь на то, чтобы удержать на плаву мою мечту о Юане и Уигтауне.

36

Сегодня пасмурно, ветер с востока… Верно, у нас будет дождь… У нас? Откуда я взял это слово?.. Да, припоминаю, новое существо употребляет его[52].

Марк Твен.

Дневник Адама

Отдел художественной литературы, главный зал, слева от окна

В витрине Книжного магазина красовалась, сияя разноцветными огоньками, моя композиция, посвященная Дню святого Валентина. На полу была расстелена красная ткань, а с потолка свисали облака (сшитые вместе шарики ваты) и крылатые купидоны. На разных уровнях были аккуратно расставлены мои любимые романтические произведения: пьеса Шекспира «Антоний и Клеопатра», «Натюрморт с дятлом» Тома Роббинса, «Странный нервный смех»[53] Бриджит Макналти, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин и графический роман Жоанна Сфара «Влюбленный вампир»[54].

На улице дождь лил как из ведра, и витринные стекла дребезжали от ветра. Две женщины, прячась под зонтом, осторожно пересекли темную улицу. Они подошли к витрине и, прильнув к стеклу, принялись разглядывать украшавшую ее композицию.

Я сидела за прилавком у компьютера, укутавшись в несколько свитеров и прижавшись к стоявшему у меня в ногах переносному обогревателю. Теперь, когда дом был целиком и полностью в нашем распоряжении, а в магазине днем становилось тихо и нелюдимо, я привыкла находиться в одиночестве и наслаждаться безмолвием. У меня было предостаточно времени, чтобы вновь и вновь проигрывать заезженную пластинку неотступных мыслей: карьера-жизнь-любовь, карьера-жизнь-любовь. Это был замкнутый круг, но с каждым разом мне все сильнее казалось, что считаные секунды отделяют меня от внутреннего озарения. Если какому-нибудь заблудшему покупателю все же случалось переступить порог стылого и молчаливого магазина, его появление неизменно оказывалось для меня неожиданностью, и я стала все чаще приветствовать посетителей с угрюмым негодованием, за которое когда-то поддразнивала Юана.

Холодную тишину нарушил мягкий звон колокольчика, и в дверях возникли две засмотревшиеся на витрину, насквозь промокшие шотландки.

– Мы к вам проездом из Абердина, – заявила та, что была повыше ростом, пока они медленно, рука об руку, вышагивали по главной галерее, ведущей вглубь магазина.

Они громко шептались о том, что им никогда прежде не доводилось бывать в книжном магазине таких невиданных размеров, а та, что пониже, фыркнула: «В нем еще и неслыханно холодно». Они остановились, задержавшись у стеллажа с книгами по истории мореплавания, рядом с прилавком.

Слушать их разговор было все равно что наблюдать за сценой из пьесы Гарольда Пинтера, и я невольно улыбнулась. Давно я не была в театре.

– Мой сын говорит, что нас никогда не бомбили.

Дама, что пониже, рассматривала стоящие на полке книги, очевидно пропустив сказанное мимо ушей:

– Ну-ка, интересно, в этом разделе есть что-нибудь о 1960-х?

Ее высокая подруга скрестила на груди тонкие руки:

– А я ему говорю, как это? Что же получается, они забрасывали нас апельсинами да яблоками?

– Что-то я таких книг здесь не вижу.

– А он говорит, не бомбили вас никогда. – Она покачала головой. – И где он это вычитал?

Та, что пониже, пожала плечами:

– Я работала в школе на юге, в Дамфрисшире, так вот там детям много всего рассказывали про холокост.

– Думаю, в компьютере нашел. Он абсолютно уверен, что прав.

– И хорошо, что рассказывали, верно? – Та, что пониже, сняла очки. – Ведь о таких вещах надлежит помнить всегда.

– Кто говорит, что этого никогда не было?

– Есть один человек. Кажется, англичанин.

– Бог ты мой.