Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца

Первым делом я позвонила сестре, зная, что сообщить эту новость ей будет легче, чем рассказать обо всем маме с папой. Сестра, однажды поддержавшая мое решение переехать в Лос-Анджелес, на другой конец страны, и в этот раз радостно меня подбодрила, посоветовав поступать, как велит сердце.

– Я буду по тебе скучать, – сказала она.

– Ну, ты не переживай, – я неуклюже попыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло, – я ведь не навсегда уезжаю.

Она вздохнула:

– Откуда тебе знать наверняка.

Краем уха я услышала доносившийся откуда-то детский рев.

– Солнышко, – сказала сестра назидательным тоном, – батарейки лежат в левом ящике. Я ведь велела тебе подождать, пока я не закончу разговаривать с тетей Джесси. – Рев не прекращался. – Джессика, мне надо бежать. Люблю тебя.

Я положила трубку и, не раздумывая ни секунды, тут же набрала номер родителей. Раздались гудки, и моя тревога начала нарастать. Сейчас я снова дам матери повод не спать по ночам, беспокоясь обо мне. Они не заслуживают такой дочери.

Едва услышав их радостные голоса, я тут же выпалила:

– Я собираюсь на какое-то время вернуться в Шотландию.

Повисла пауза.

– Все совсем не так грандиозно, как кажется, правда. На самом деле там я буду находиться от вас примерно на таком же расстоянии, как и сейчас.

– Мы только за то, чтобы ты расправила крылышки и полетела туда, где тебе будет лучше. – Хотя в мамином голосе слышалось спокойствие и самообладание, все же я уловила легкую дрожь.

– Мы с мамой просто хотим, чтобы ты была счастлива, – присоединился отец, чтобы не оставаться в стороне.

– Это важнее всего, – добавила мама.

Мне не следовало ни удивляться их молчаливой обеспокоенности, ни позволять ей вывести меня из себя. Мои родители всегда проявляли героизм в том, что касалось детей. В тот день, когда я впервые села за руль, едва получив права, мама вернулась домой и обнаружила меня рядом с разбитой машиной отца.

– Что случилось, с тобой все в порядке? – спросила она, увидев меня.

Помню, я кивнула и ответила:

– Мне кто-то въехал в багажник.

Из машины раздавался грохот. Мама в замешательстве огляделась вокруг:

– А где твой отец?

Я отступила в сторону и показала на багажник. Отец был внутри: он свернулся калачиком и, держа в руках небольшой молоточек, пытался самостоятельно выправить вмятины. Мама расхохоталась. Отец, проявив бесконечное понимание, настоял на том, чтобы я в тот же день снова села за руль, заявив, что хороший всадник, упав с лошади, снова садится в седло.

С раннего возраста родителям удавалось гармонично сочетать свою любовь ко мне с умением давать мне достаточное количество свободы, потребность в которой с годами неуклонно росла. В детстве меня никогда не ругали, если я поздно возвращалась домой, при условии, что родители знали, где я, и что я не забыла принять витамины. Первое требование было маминым, второе – папиным.

– А ты сможешь там покупать витамины? – поинтересовался отец.

– Не уверена, пап. – Я невольно улыбнулась.

– Если нет, сообщи мне, я тебе здесь закажу…

Ансамбль мариачи закончил свое выступление, и зал взорвался аплодисментами. Я улыбнулась, внезапно вспомнив, где нахожусь. Мой день рождения подходил к концу, и мне было грустно, как после захватывающей дух поездки на аттракционе. Мне исполнилось 26. К этому моменту я успела съездить в тур с рок-группой, снять фильм, учредить компанию и поработать в НАСА. Еще в моей жизни были серьезные отношения, окончившиеся полнейшей катастрофой, редкие свидания, и я по-прежнему упрямо оставалась одна. Я была «уже далеко не девочка», как выразилась бы Роуз. Было очевидно, что настало время внести в свою жизнь немного гармонии, и вот через три недели я собиралась перебраться по ту сторону океана – и не ради карьеры, а в надежде уважить свое сердце.

Передо мной поставили блюдце с куском торта.

– Кажется, в меня больше не влезет. У меня и так живот как у беременной.

– Ничего страшного. – Анна потянулась ко мне и подцепила вилкой кусок бисквита с глазурью.

– Вы не могли бы нас сфотографировать? – Роуз встала и протянула свой iPhone официанту.

Я попыталась запротестовать:

– А что, нельзя было сфотографироваться перед тем, как начинать есть?

Все собрались у моего края стола. Всего несколько недель назад я рассказала друзьям, что собираюсь переехать. Я думала, что эта часть приготовлений к отъезду будет самой простой, но на деле она оказалась самой трудной.

– Поверить не могу, что ты меня оставляешь. Ты ведь никогда не вернешься, – сказала Роуз.

– Конечно, вернусь.

Джош, узнав о моем решении, сказал, что хочет поехать со мной.

– Нет, Джош, пожалуйста.

– Почему? – Казалось, его это обидело.

– Потому что весь смысл в том, чтобы я поехала одна. – Я чувствовала, что поступаю с ним сурово, но я должна была стоять на своем.

– Ладно, ладно, – через силу ответил он.

Макс хоть и неохотно, но тоже поддержал меня. Ему я все рассказала, когда мы ходили в одно из моих любимых мест в Лос-Анджелесе, в музей Гетти. Стояла великолепная погода, и серовато-белые, по-королевски строгие стены музея выделялись на фоне ясного голубого неба.