Я старалась говорить непринужденно, но сердце вырывалось из груди.
– Мы могли бы попробовать месяц-другой, а там посмотрим, как пойдет.
– А как же режиссура, твоя работа?
– Я могу заниматься фильмами где угодно.
Мне казалось, будто я слышу, как Юан улыбается.
– Знаешь, ты ведь видела Уигтаун в разгар фестиваля. Зимой здесь тишина и скукотища.
– Ничего. Мне нравится тишина.
– Это маленький городок. Возможно, тебе станет тоскливо.
– Мне не будет тоскливо. Юан, мне не нужны ни встречи со знаменитыми гостями, ни всякие сногсшибательные вечеринки. Я хочу быть с тобой.
23
Меня разбудил стук в дверь. Я уже несколько раз откладывала будильник и в результате снова уснула. В такие дни попытки жить по часам были бесполезны, потому что идти мне было некуда, а вылезать из постели – незачем.
Сквозь дремоту я увидела, что кто-то терпеливо ждет у входной двери. Я накинула халат и открыла – на пороге стоял хозяин квартиры с посылкой в руках.
– Вот, – он тут же протянул ее мне, – только что принесли. Должно быть, ты кому-то сильно нравишься.
С этими словами он развернулся и пошел обратно к себе.
Посылка была довольно тяжелая. Прочитав обратный адрес, я вздрогнула от радостного волнения: «Книжный магазин».
Я водрузила коробку на стол и, не колеблясь ни секунды, принялась срывать упаковку. Внутри было полно всякой всячины. Юан прислал британские фильмы, которые могли мне понравиться: «Уитнэйл и я», «Вопрос жизни и смерти» и «Девушка Грегори». Помимо этого коробка была заполнена фотографиями Уигтауна, книгами и моими любимыми сладостями – батончиками Yorkie, шоколадными шариками Maltesers и мармеладками Jelly Babies. Самая что ни на есть уигтаунская посылка с гостинцами.
Но все же главной жемчужиной этого сундука с сокровищами была маленькая прозрачная коробочка. В ней лежал iPod и записка: «Надеюсь, тебе понравятся подарки. Я все время о тебе думаю – загрузил на него кое-какие песни, подумал, они тебе понравятся».
Я пошла заварить себе чаю, все еще держа в руке записку от Юана. Мой взгляд упал на большую пробковую доску, висевшую над письменным столом. Я вешала на нее изображения, которые меня вдохновляли, – мелочи со времен тура с группой Dresden Dolls, напоминания о прошлых продюсерских проектах, бумажки с цитатами. Мое внимание привлек один желтый стикер. Мой лучший друг Коул набросал на нем записку и сунул ее мне под дверь, когда мы жили вместе в Нью-Йорке. «Помни, Фокс, – писал он, – надо делать то, что кажется, будто сделать не можешь… С любовью, Элеонора Рузвельт».
Спасибо, миссис Рузвельт. Я это сделаю. С головой нырну в «вечное ДА», как завещал Ницше, «скажу ДА всему» – прямо как Джозеф Кэмпбелл. Я вернусь в Уигтаун.
Но все же сначала следует немного поразмыслить. Если я решила вернуться в Шотландию, мне понадобится время, чтобы съехать с квартиры, отогнать машину обратно на восток и навестить семью. Я почувствовала прилив адреналина. Мысль о том, чтобы покинуть Лос-Анджелес, вдохновляла и будоражила, а еще таила столько возможностей. Пришло время уезжать. Передо мной маячил тот самый безграничный простор, о котором писал Теннисон, та «даль, что все время отступает / Пред взором странника»[33]
, и я вновь чувствовала знакомое волнение, сулящее скорые приключения.Однако тот безграничный простор, в который я собиралась вернуться, никуда не отступал. Я уже достаточно хорошо знала Галлоуэй и Уигтаун. А вот человек, к которому я собиралась уехать, действительно был окружен множеством вопросительных знаков. Искать приключений, путешествуя по разным странам, – это одно, а пробираться сквозь дебри отношений – совсем другое, и эта перспектива наводила на меня ужас.
– Ты даешь толчок повозке, – раздался чей-то голос. – Разве тебе не интересно, куда она тебя привезет?
В гости вновь наведался Мелвилл: он сидел на диване в гостиной, неуместно выделяясь на фоне окружающей обстановки. Как ни странно, он был насквозь промокший, и я представляла, как вода, капающая с его пальто и сапог, образует на полу огромную лужу. Разумеется, извиняться он не собирался.