Три заложника

– Да. Sit vini abstemius qui hermeneuma tentat aut hominum petit dominatum. У меня чуть припадок не случился, когда я это услышал. Слушай, Дик, я всегда питал страсть ко всему тайному и разным заумным вещам, и даже в Оксфорде занимался ими вместо того, чтобы как следует учиться. Экзамен на степень бакалавра я сдал со скрипом, но зато приобрел огромное количество самых необычных знаний. Среди прочего меня занимал Майкл Скотт. Да-да, тот самый, которого считали магом, только он был никаким не магом, а вдумчивым и самобытным мыслителем. Он, как и я, родом из Шотландского пограничья, и я засел писать его биографию. Исследуя обстоятельства жизни Скотта, я поступил на дипломатическую службу, а свой досуг тратил на поиски его рукописей в лучших библиотеках Европы. Большинство его работ были напечатаны в пятнадцатом и шестнадцатом веках, все они кошмарно скучны. Но многие рукописи остались неопубликованными, и я надеялся обнаружить в них кое-что любопытное, поскольку был уверен, что подлинный Майкл Скотт – это нечто гораздо большее, чем компилятор и толкователь, каким мы его знаем. Я был уверен, что именно он обучил сумасшедшего императора Фердинанда некоторым необычным вещам, и что учение его основывалось как раз на идее влияния одного разума на другой.

В общем, я был прав. В Париже, в Национальной библиотеке, я обнаружил несколько листов рукописи, без сомнения вышедшей из-под пера Скотта. Одной из самых известных его работ, ты наверняка помнишь, является «Physionomia», но это всего лишь перевод трактата Аристотеля. Однако эти листы, как бы принадлежавшие к той же книге, сильно отличались от нее. Фактически это – пособие по искусству управления сознанием, и, можешь поверить, на удивление современное, нынешним психоаналитикам такое и не приснится. Так вот: эта латинская фраза – цитата оттуда. Редкое слово «hermeneuma», как только он его произнес, заставило меня насторожиться. Выходит, Медина изучал труды Майкла Скотта, и это позволило мне понять, в какую сторону он смотрит.

– Значит, в тот раз он выдал себя, а ты – нет?

– Я тоже свалял дурака. Помнишь, я спросил, знает ли он гуру, который обитает у подножия хребта Шаньси восточнее Кайканда? Это был грубый просчет, именно из-за этого он и вознамерился отправить меня на тот свет. Дело в том, что у этого гуру он научился почти всем своим штучкам.

– Этого гуру зовут Харама? – спросил я.

Сэнди вздрогнул так, словно увидел привидение.

– Откуда, черт побери, ты это знаешь?

– Просто несколько дней назад я провел с ним и Мединой около часа.

– Что?! Харама в Лондоне? Господи, Дик, это просто невероятно! Скорее рассказывай, как это случилось, и как можно подробнее!

Я рассказал все, что помнил о той встрече, и он, кажется, позабыл о своей тревоге, и остался жутко доволен моим рассказом.

– Это информация чрезвычайной важности! Ты хорошо понял, о чем говорил Медина? Он собирается безраздельно подчинить себе этих трех несчастных заложников, а чтобы добиться этого, ему посоветовали поместить их в условия, похожие на прежнюю жизнь. Это дает нам шанс выйти на след. И освободить их от рабства сможет только тот человек, который подчинил! Я знал это, но не был уверен, что это известно и Медине, и это вдвойне важно…

– Ради бога, продолжай, – взмолился я. – В конце концов, я хочу знать, чем ты занимался на континенте.

– Продолжал рыться в рукописных собраниях библиотек, а заодно выяснил, что Медина или очень похожий на него человек имел доступ к рукописи Майкла Скотта и сделал с него копию. Я стал копать глубже – ведь не только Скотт занимался такими вещами, хоть он и был в этом деле крупнейшей фигурой своего времени. И кое-что нашел… Не так много, но все же.

– А потом?

– Параллельно я занимался прошлым Медины. Без особого, впрочем, успеха. То, что я тебе рассказал – это, пожалуй, и все, что я выяснил. Потом я отправился к Рам Дассу – помнишь, я как-то упоминал об этом малом. Я полагал найти его в Мюнхене, но он обнаружился в Вестфалии – там он присматривался к акциям немецких предприятий… К слову: не вздумай когда-нибудь отправиться на отдых в Германию. Это унылая и крайне неприветливая страна, Дик. Ну, а с Рам Дассом мне надо было встретиться по одной-единственной причине – он, видишь ли, родной брат Харамы.

Слегка придя в себя, я спросил:

– А как ты оцениваешь самого Хараму?

Сэнди ответил без запинки:

– Как знаток теории он не знает себе равных, но практик он посредственный.

Он почти буквально повторил то, что говорил Медина.

– Рам Дасс рассказал мне все, – продолжал Сэнди, – что меня интересовало. Но он тоже не знает, что его брат в Европе. И вообще он думает, что Харамы уже нет в живых… Вот и все, что я пока могу тебе сказать. Теперь твоя очередь, Дик.

Я предельно подробно описал постепенную перемену отношения Медины ко мне: от дружеского расположения до хозяйской снисходительности, и описал тот странный вечер на Хилл-стрит, когда я увиделся с его матерью.