Но, поразмыслив, я решил не касаться политики. Я не мог говорить о Хараме, не упомянув Медину, а я не должен был делать ничего такого, что могло вызвать хоть малейшие подозрения против него. Но у меня имелось предписание врача с рекомендацией недельного отдыха, подписью и печатью, и утром девятнадцатого апреля я отправился с ним к Медине. Там я поведал, что уже целую неделю скверно себя чувствую, и мой доктор велел мне возвращаться домой и некоторое время провести в постели.
Это явно не пришлось ему по вкусу, поэтому я показал предписание и пожаловался, что мне и самому это совсем не с руки, но я не могу разорваться между своими желаниями и неважным состоянием здоровья.
Между прочим, ему понравилось, что я принес записку, как какой-нибудь младший лейтенант, ходатайствующий об увольнительной. Во всяком случае, Медина сменил тон на сочувственный.
– Как жаль, что вы уезжаете, – сказал он. – Ведь вы мне так нужны! Но с недомоганиями шутить не следует, а неделька постельного режима, надеюсь, поставит вас на ноги. Когда вас ждать обратно?
Я ответил, что двадцать девятого во что бы то ни стало буду в Лондоне.
– Ухожу в монастырь, – пошутил я. – Никаких писем и газет, для всех знакомых меня не будет дома, в остальном – сон и еда. Словом, как сыр в масле, к тому же, под присмотром жены.
После разговора с Мединой я разыскал Арчи Ройленса.
Он пребывал в отличном настроении и тут же сообщил, что повидался с Хансеном, и, как выяснилось, на острове Флаксхольм, расположенном у самого входа в Мюрдальфьорд, действительно есть ровная площадка, подходящая для приземления. Это сравнительно большой остров с озером в центре, совершенно необитаемый, если не считать фермы на южной оконечности. Кроме того, Арчи раздобыл аэроплан «Сопвич», которому, по его словам, можно было доверять, и мы решили, что он должен прибыть на Флаксхольм не позднее двадцать седьмого апреля, как следует обустроиться и ждать прибытия моторной лодки из Мюрдальфьорда. Я настоятельно посоветовал ему взять побольше провизии, на что Арчи только ухмыльнулся и заявил, что он не настолько глуп, чтобы не позаботиться о собственном брюхе. Он уже наведался в «Фортнум энд Мейсон» и запасся спиртным и кучей деликатесов.
– Бери с собой всю теплую одежду, какая найдется, Дик, – прибавил он. – В это время года там еще адски холодно.
Кроме того, он договорился через Хансена, чтобы в Ставангере приготовили моторный катер для мистера Бранда, который прибудет пароходом из Халла утром двадцать третьего апреля. В случае, если мои планы изменятся, я должен связаться с ним немедленно.
Вечером я с легким сердцем отправился в Фоссе. Истинное блаженство – вырваться из Лондона, дышать чистым воздухом и знать, что как минимум неделю я буду заниматься делом, куда более полезным чем тупое шатание по улицам. Питера Джона я застал в отменном здравии, а сад был усыпан первоцветами и нарциссами.
Мэри я сообщил, что доктор прописал мне неделю полного отдыха.
– Дик, – немедленно встревожилась она, – ты болен?
– Нет, просто слегка переутомился. Но официально я должен валяться в постели неделю напролет, и ни одну живую душу нельзя ко мне даже близко подпускать. Прошу тебя, предупреди служанок и скажи повару, пусть готовит как для больного. С Пэддоком я сам поговорю, он поможет мне с этим спектаклем.
– Спектаклем?
– Да. Видишь ли, мне необходимо на неделю съездить в Норвегию. Если, конечно, Сэнди не воспротивится.
– Но я думала, что полковник Арбутнот все еще за границей!..
– Так оно и есть… По крайней мере, официально. Но послезавтра обедаю с ним в «Сайлент вумен» – помнишь эту таверну, где мы ужинали, когда я рыбачил на Колне?
– Дик, – нахмурилась Мэри, – не пора ли тебе рассказать, чем ты вообще занимаешься?
– Думаю, пора, – согласился я, и вечером после обеда рассказал ей все как есть.
После этого она задала мне кучу вопросов, очень проницательных, потому что Мэри, вообще-то, вдвое умнее меня. Потом она долго сидела, подперев щеку кулаком, и размышляла.
– Я бы хотела встретиться с мистером Мединой, – наконец проговорила она. – Тетушка Клэр и тетушка Дориа знакомы с ним… Я боюсь его, отчаянно боюсь, и, думаю, я бы меньше боялась, если б хоть раз его увидела. Это ужасно, Дик, что ты воюешь с таким странным и страшным оружием. И твое единственное преимущество – это то, что ты такая непробиваемая дубина… Тем не менее, мне ужасно хочется тебе помочь. Невыносимо сидеть здесь и ждать, изнывая от страха за тебя и все время думая об этих несчастных пленниках. Особенно мальчик не выходит у меня из головы. Я часто просыпаюсь и поднимаюсь в детскую, чтобы взглянуть на Питера Джона – на месте ли он. Няня, наверное, думает, что я спятила… Норвегия… Ох, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Я не вижу другого выхода. Мы знаем, где может содержаться один из заложников. Не знаю, кто именно, но я просто обязан действовать. Если я найду одного, это может вывести меня на остальных.
– Все равно останутся еще двое, – вздохнула она, – а время уходит. Но ведь ты один. Тебе нужны помощники. Может, Магиллври?