Три заложника

Пустующую ферму я обнаружил довольно быстро – несколько деревянных построек и некое подобие загона для скота, но там никого не было. Тогда я вынул карту и решил, что, пожалуй, стоит наведаться в центральную часть острова, где рядом с озером располагалась ровная площадка, лишенная скал и валунов. Бредя, как старьевщик, с поклажей в руках по богом забытому норвежскому острову, и зная, что вечером следующего дня мне нужно во что бы то ни стало оказаться в Лондоне, я, признаться, слегка пал духом. Отсюда Лондон казался таким же недостижимым, как луна.

К тому времени, когда я добрался до края впадины, в которой находилось озеро, небо слегка прояснилось. Взглянув вниз, я увидел небольшую серую гладь озерной воды, окруженную уже начавшими зеленеть лугами. А у северного берега, к моей неописуемой радости, стоял аэроплан, а рядом виднелось нечто похожее на палатку. Еще я заметил, как из кучи камней, расположенной неподалеку от палатки, поднимается дым.

Черт побери, Арчи сдержал-таки слово! У меня мгновенно отлегло от сердца. С радостным воплем я ринулся вниз по склону, а из палатки тем временем выползла фигура, смахивающая на полярника-зимовщика.

– Привет, Дик! – крикнула фигура. – Ну как, есть успехи?

– Еще и какие! – ответил я. – А у тебя?

– У меня все лучше некуда. Вчера вечером добрался, перелет прошел как по маслу, не машина, а сказка. Провел фантастический вечер, наблюдая за птицами. Господи, дорого бы я дал, чтобы здесь поохотиться! А сегодня все утро караулил наверху, думал встретить тебя, но потом погода испортилась, и я вернулся в свой вигвам. Обед практически готов.

– А как тебе погода? – с беспокойством спросил я.

– Чепуха! – фыркнул он. – На закате ветер наверняка утихнет. Ты не против ночного перелета?

Непоколебимая бодрость Арчи подействовала и на меня. Должен отметить, мой приятель – прирожденный путешественник. Мало того, что он устроился со всеми мыслимыми в таких обстоятельствах удобствами, но и накормил меня до отвала: горячий мясной суп с карри, пудинг с изюмом и куча прочих разносолов. От холода мы спасались бенедектином, разливая его в жестяные кружки.

Все разговоры Арчи начинались и оканчивались птицами. В конце концов он заявил, что намерен вскоре вернуться на Флаксхольм и провести здесь неделю-две, потому что обнаружил здесь какой-то особый вид куличка-плавунчика, который совершенно завладел его сердцем. Он так увлекся восторженным описанием орнитофауны южной Норвегии, что когда я спросил его о предстоящем перелете, не снизошел до ответа.

– Арчи, – настойчиво повторил я, – ты уверен, что мы сможем в такую погоду пересечь Северное море?

– Не буду говорить «уверен», авиация – это почти всегда лотерея, но, думаю, мы справимся. Ветер стихает. Тем более, что это приземный ветер, а на высоте в несколько сот футов его может вообще не быть. Перед отлетом я проложу курс по компасу, потому что темнота помешает пользоваться обычными ориентирами.

– А твой «Сопвич»? – осведомился я. – Что-то я нынче нервничаю.

– Она у меня просто паинька. Хотя, если собьемся с курса, может не хватить горючего.

– И что тогда?

– Вынужденная посадка.

– А если мы будем над морем?

– Значит, в море, – жизнерадостно сообщил Арчи и добавил, как бы утешая: – Нас может подобрать какой-нибудь пароход или рыболовный траулер. Я знаю людей, которым с этим везло.

– И какие шансы, что мы благополучно доберемся?

– Пятьдесят на пятьдесят. Не выше и не ниже, чем обычно в летном деле. Но ты не переживай, все будет нормально. Черт подери, даже вальдшеп преодолевает такое расстояние без посадки!

Больше я вопросов не задавал, так как знал, что нет в природе силы, способной отвлечь его от вальдшнепов. Не скажу, что его пояснения можно было счесть удовлетворительными, но несокрушимое спокойствие Арчи заставило меня устыдиться.

Мы выпили отлично заваренного чаю, а потом ветер действительно начал стихать, а облака разошлись, открыв чистое небо. Потянуло ледяным холодом, и я порадовался, что оделся достаточно тепло и позавидовал непробиваемой кожаной куртке Арчи.

Около девяти мы были в полной готовности. При полном штиле мы загрузились в «Сопвич», разбежались по ровному участку, поднялись над озером, чтобы обогнуть скалы, и взяли курс на запад, где розово-алая раковина неба покоилась на расплавленном золоте моря.

В ту ночь удача сопутствовала нам, и все мои тревоги оказались напрасными. Если не считать колючего холода, я наслаждался каждым мгновением перелета. На рассвете мы увидели медленно надвигающуюся на нас серую линию – шотландское побережье близ Абердина.

В городке под названием Кинкардин мы заправились и проглотили циклопических масштабов обед в местной гостинице. Все шло гладко, и было еще достаточно рано, когда мы перевалили через Чевиот-Хиллс[45]. В полдень мы приземлились в Йорке, и пока Арчи дожидался лондонского поезда, я вывел свою машину из гаража и покатил в Оксфорд. Но еще до того, как мы распрощались с Арчи, я отправил Мэри телеграмму, в которой просил телеграфировать Медине от моего имени, что я буду в Лондоне в четверть восьмого.