Я так разозлилась, что перед глазами словно повисла красная пелена.
– Вот и нет!
– Разве ты не говорила, будто у тебя украли что-то из комнаты в пансионе? – возразила она.
Мне на выручку пришла Полли.
– Мэйв никогда не сделала бы ничего подобного со злым умыслом.
Мама только поджала губы. Ну конечно, у нее на этот счет имелись свои сомнения.
Хоть мы не звонили, пришла закутанная в халат Дженкинс с горящей свечой в руке. Вместе с Эвангелиной экономка отважно отправилась осматривать дом. Отец проверил подоконник и оглядел царивший в комнате беспорядок: постель разорена, бумаги разбросаны повсюду, ящики стола распахнуты и выпотрошены.
Полли проверила свои вещи.
– Кажется, у меня ничего не пропало, папа, – заявила она. – Мои ожерелья, шкатулка для драгоценностей, кошелек с мелочью – все на месте.
Отец приподнял брови.
– Мэйв, а ты что скажешь? Что у тебя пропало?
Я стала проверять свои пожитки. В голове безостановочно крутились мысли. Разумеется, вор мог искать здесь лишь одно: мою банку сардин. Правда, у меня ее уже не было. Выходит, грабитель не знал, что она пропала. Но мистер Трезелтон должен быть в курсе! Неужели я обзавелась новым врагом?
Конечно же, это тот тип с рыжими усами! В душе я будто заледенела.
– У меня ничего не украли, папа.
Вернулась запыхавшаяся Эвангелина, а за ней и Дженкинс.
– Все остальные комнаты в доме в полном порядке, – отчиталась сестра, – кроме старой детской. Кто-то перевернул ящик с игрушками и сбросил кукол с полки.
Мама и Дебора, сложив руки на груди, с упреком уставились на меня.
– Я тут ни при чем! – завопила я. – Мне-то зачем это делать?
– Больше некому, – отрезала Дебора. – Что это за глупый вор, который перевернет только детскую и твою комнату и ничего в итоге не возьмет?
– У тебя дурацкие шутки, Мэйв! – вмешалась в перепалку Эвангелина. – Чудовищный поступок. Да еще в Сочельник!
Я сжала кулаки, но вздуть собственных старших сестер не могла. Особенно в присутствии отца и матери. И вообще, это же как избить старушек. Дебора и Эвангелина примерно такие же беспомощные.
И все равно мне было неприятно, что они меня подозревают. Собственную младшую сестренку!
– Папа, – спокойно окликнула Полидора, – разве не следует вызвать полицию? Уверена, Мэйв не стала бы так шутить.
Отец осматривал и ощупывал подоконник.
– Похоже, они воспользовались лестницей, – заметил он.
Вот так-то, Дебора! От важности я задрала повыше нос – еще чуть-чуть, и пробьет дыру в потолке. И мне нисколько не стыдно в том признаться.
– Дженкинс, пожалуйста, разбудите Генри, пусть съездит на велосипеде в участок и попросит прислать инспектора.
Экономка растворилась в темноте коридора, за ней ушли и Дебора с Эвангелиной, бурля негодованием. Маменька скрылась у себя в спальне, причитая, что нас всех прикончат в собственных постелях.
– Спасибо, – пробормотала я отцу, когда тот тоже направился к выходу из комнаты.
Он остановился и заглянул мне в глаза.
– Ты ведь не делала этого, Мэйв? – спросил папа.
– Нет, сэр, – покачала я головой.
Он потрепал меня по щеке:
– Я тебе верю.
И пусть отец был скучным старомодным банкиром, в тот миг в моей душе он взлетел на недосягаемую высоту и с тех пор так там и оставался.
– Может быть, возьмешь для себя и Полли простыни и постелишь вам на диванах внизу?
Я поспешила выполнить его просьбу.
Устроив нам постель, я взяла свечу, спустилась в подвал, где хранился уголь, и поковырялась лопаткой в угольной корзине. Она была на месте, никто ее не похитил: жестяную коробку с имбирными пряниками, которую подарила мне тетушка Вера. Пряников там уже не осталось, зато пряжка с гербом персидского царя, его браслет и перстень лежали нетронутыми. Хоть я думала, что вор не знает о моих сокровищах, хотела убедиться в их целости и сохранности.
И лишь после этого я поднялась по лестнице, умылась, переоделась в ночную сорочку и отправилась спать.
Ранним утром меня разбудили голоса в столовой. Заглянув туда, я обнаружила Полидору, которая вела серьезный разговор с молодым человеком в полицейской форме. Отец стоял у окна, читая газету и прислушиваясь к беседе.
– В вашем доме побывал злоумышленник, – заявил полисмен, – но поскольку ценности не пропали и у нас нет зацепок касательно его личности, больше мы ничего поделать не можем.
Полли кивнула. Ее глаза за стеклами очков ярко блестели, а сама она непривычно раскраснелась.
– Мы очень признательны, что вы попытались разобраться в этом деле, констебль…
– Хоупвуд, – подсказал офицер. – Мэтью Хоупвуд.
Полидора подала ему руку.
– Рада знакомству.
Еще как рада! Я в этих делах совершенно не разбиралась, но мне показалось, что констебль Хоупвуд рад не меньше. У него было круглое лицо и серьезные глаза. Улыбка Мэтью Хоупвуда очень украшала.
Романтика – возвышенный вздор, но если мужчине понравилась моя Полидора, значит, у него превосходный вкус, и я не могла его не одобрить.
Кроме того, если очкастая Полидора найдет себе воздыхателя раньше жалкой Деборы, разве не будет это хорошей пощечиной последней?