Три жены

К интимной стороне жизни Дара оказалась на редкость равнодушна. В первый же месяц их совместной жизни он понял, в чем отличие занятий любовью от занятий сексом. Он в то время действительно любил ее, поэтому волны страсти накатывали на него довольно часто. Он любил ее, теряя голову, не помня, с чего все началось. Сознание возвращалось к нему только тогда, когда она уже минут пять плескалась в душе. Дара же никогда не теряла головы, оставаясь сторонним наблюдателем и их близости, и его глубокого любовного обморока. Она спала с ним так же, как и жила, – уступая как другу, ничего не чувствуя при этом. Сергей слышал о женской фригидности, но, собственно, какая разница. Фригидная жена не будет смотреть лишний раз по сторонам. А удовольствие? Она его, скорее всего, получает, только – моральное… Для него главным было собственное счастье, избавление от комплекса неполноценности, от острой зависти к окружающим.

Теперь ту же самую зависть он читал в глазах своих знакомых, когда они во все глаза смотрели на Дару. Сергей оглядывался на жену. Что они в ней такое увидели? Но, собственно, к чему мудрить. Небожителям не понять, отчего простые смертные таращатся на небеса…

После трех лет совместной жизни Дара рассказала ему однажды, что Регина Осиповна вовсе не ее мама. Что ее мама умерла, когда она была совсем маленькой, что, кажется, у нее был еще брат…

– Что значит «кажется»? – не понял Сергей.

– Не знаю, не уверена. Выплывают иногда какие-то воспоминания о мальчике, с глазами как у отца…

– Как у отца, – захихикал Сергей. – Все по Фрейду…

– Что? – не поняла Дара.

– Старик утверждал, что каждая девочка мечтает переспать со своим отцом…

– Фу, какая гадость!

– Ну не сознательно, конечно. Подсознательно. Вот ты и сочинила себе мальчика, похожего на отца.

– Дурак твой Фрейд, – сказала Дара.

В другой раз ей приснился сон про какие-то ангельские перышки. Она проснулась в слезах.

– Ну что ты, – сонно утешал Сергей, которому не хотелось просыпаться по-настоящему. – Подумаешь, сон…

– Мальчик был, – шмыгала носом Дара. – Он рассказывал мне сказки. И еще он говорил… – Она замолчала.

– Что? – спросил Сергей, открыв один глаз.

– Ненаглядная моя. – Дара заплакала.

– Дуреха, спи ты лучше, – сказал Сергей и перевернулся на другой бок.

А Дара замерла. Ей слышались те же слова, те же самые слона. Только говорил их совсем другой голос. Этот мальчик так любил ее! Куда же он делся?

В третий раз Дара снова завела этот неприятный разговор, когда уже родилась Катька. Сергей не выдержал:

– Дара, все это ерунда. Поговори с отцом, ты ведь давно уже взрослая. А если не можешь, выбрось все это из головы. Думай о том, чтобы с нашей дочерью ничего подобного не случилось. У нас своя жизнь, понимаешь? Нас это не касается.

Дара судорожно прижала к себе дочку. Она далась ей так тяжело, что думать действительно нужно было только о ней, о ней одной.

19

До рождения Катьки у Дары было два выкидыша. В первый раз к их дому подъехала машина скорой помощи, и заявление врача уничтожило последние надежды:

– Чистить, срочно!

Но в больнице производили «чистку» только тела, а вот в душе так и остался уголок, приготовленный специально для маленького человечка. И пустота, образовавшаяся там, заполнялась несусветной болью.

Выписавшись через две недели из больницы, Дара несколько месяцев лежала дома на кровати, свернувшись клубочком.

– Может быть, вам попробовать еще раз? – не выдержав, спросила Регина Сергея. – Она так переживает…

Они попробовали еще раз. И снова – «скорая». Диагноз на этот раз звучал как приговор: «привычный выкидыш». Дара совсем сникла. Осунулась, пожелтела как осенний лист.

Вставала утром, шаталась по комнатам, словно привидение: нечесаная, в ночной сорочке, в халате. А потом начались резкие боли в низу живота. Дара вспомнила больничную койку и решила: больше – ни за что. Поднялась температура. Борьба с болью вытеснила мысли о нерожденном ребенке. Дара чувствовала себя куском мяса. Боль разгуливала по телу, давая лишь редкие передышки. Дара жила теперь где-то в другом измерении. От реального мира отделяла пелена, стоящая перед глазами, гул в ушах, постоянная боль. Ничего не понимающая Регина пыталась убедить ее взять себя в руки, устроиться на работу. Она еще помнила, как мать вытащила ее из подобного состояния. Поэтому старательно копировала ее тон, обращаясь к Даре.

– Нельзя так, Даша, – строго выговаривала она, – иначе ты заболеешь. Не нужно распускаться. Лучше найди себе какое-нибудь занятие.

Но Дара не слышала: так звенела боль в ее теле, что извне никакие звуки не проникали.

Марк навещал ее каждый день. Приезжал с цветами, сидел рядом. Привозил персики, которые она обожала. Ими одними она и питалась. Вечерами после работы Сергей готовил ужин, рассказывал, как провел день. Дара не слушала. А он не замечал этого.

В конце концов Марк отвез Дару в Энск, к матери. Та подслеповато щурилась на внучку, качала головой.

– Я не смогу, – сказала она Марку. – Ее мать к себе зовет. Только Петровна сможет…