Три жены

Спустя два месяца, когда Кирилл пересказывал этот забавный анекдот матери, она побледнела и сжалась.

– Мам, ты чего?

Жанна вздохнула:

– Невесело тебе пришлось, сынок, – и отвела глаза. – Я хотела объяснить…

Ее взгляд натолкнулся на Майку. Секунду они обе смотрели друг на друга, Жанна открыла было рот, чтобы еще что-то добавить, но Майка решительно покачала головой и быстро вставила:

– Дарья Марковна пустила в ход все свои связи!

– Ну конечно, конечно… – быстро согласилась Жанна. – Как же я сразу не догадалась!

– Все будет просто великолепно! – пообещал Волк Майке.

– Правда?

– Не волнуйся, – сказал он почти ласково. – Только…

Волк замялся.

– Понимаешь, не нужно бы ему знать…

– Понимаю, – тихо сказала Майя. – Я скажу, что это его начальница постаралась. Она тетя со связями.

– Ну и ладненько, – ухмыльнулся Волк. – А если что надо будет – звони.

– Вам тоже если что нужно будет – звоните, – сказала Майя, не зная, как выразить свою благодарность.

– Договорились, – Волк протянул ей руку. – Держи пять. А начальница-то не удивится, если он ее ненароком благодарить начнет?

– Нет, – засмеялась Майя, – Дарья Марковна действительно много сделала для него…

Рука Волка чуть заметно дрогнула в Майкиной руке. Он молча смотрел ей в глаза. Что-то такое расплывалось по его лицу, что-то похожее на радость, отчего весь он теперь словно светился изнутри. Но Майка, конечно, ничего не поняла. «Он тоже рад за Кирилла», – объяснила она самой себе.

– А как называется фирма, где он работает? – спросил перед уходом Волк.

А потом, словно о чем-то вспомнив, спросил еще:

– Как ты думаешь, Дарья Марковна – очень редкое имя?

36

С Сергеем… Что же такое все-таки было между нею и Сергеем? Этот вопрос Дара все чаще и чаще задавала себе после возвращения из Энска. И все – отец! Начал тогда нести этот свой бред про души, которые качаются, как цветы на грядках. Фу! Глупость какая! Они, кажется, поругались еще тогда. То есть не поругались, конечно, нет. Только Дара вдруг с ненавистью посмотрела вслед Ольге, которая вышла полить цветы у дома, и фыркнула:

– Да как можно любить такую!

Почему-то ей захотелось сделать отцу больно. Так же больно, как сделал он ей, связавшись… Да с кем бы там он ни связался!

– Какую?

– Круглую дуру, – выдохнула Дара и поежилась: ей никогда не приходилось разговаривать с отцом в таком тоне.

Но ведь и выпивать в таком количестве тоже не приходилось вместе с ним…

– Какая разница, – спокойно сказал Марк.

Так спокойно сказал, что Дара сначала подумала, что он не понял. Пьяный – вот и не понял, о чем она ему говорит.

– Какая разница. Не важно, кого ты любишь. Кто сказал, что нужно любить достойных? Достойных кого? Если говорить о любви между мужчинами и женщинами, кто тут рассудит? Вот ты, Дара, совсем не дура, ты красавица, ты умница…

Дара сморщилась и показала ему язык.

– Ты у меня, Дара, – золотая. А скажи, – он навалился на стол и приблизил свое лицо к лицу дочери, – скажи мне, кто тебя, Дара, любит? Неужели твой Сережа? – Отец сделал кислое лицо. – Молчишь? А-а-а-а…

«Пьяные бредни!» – решила тогда Дара. Но теперь снова и снова вспоминала тот разговор. Действительно, любит ли ее Сережа? Она не спрашивала себя, любит ли сама его, она боялась собственного ответа. Любовь для нее давно была делом решенным. Причем решенным раз и навсегда. Тело ее вполне могло обойтись и без того, чем занимаются мужчины и женщины по ночам. Дара никогда ничего не испытывала «по ночам». И может быть, поэтому и не испытала того самого острого чувства любви, о котором пишут в книгах. Острого желания быть рядом, радости какой-нибудь романтической и необыкновенной.

«Пьяные бредни!» Они с Сергеем десять лет вместе. Никто не способен после стольких лет испытывать друг к другу какие-то сентиментальные чувства! Все остывает. Остается только обоюдная ответственность за детей, ради них и живут двое вместе. Ничего неприятного и обременительного. К этому быстро привыкаешь. А менять привычки – ох как трудно!..

– Папа?

– Забыл сказать тебе. Недавно снимок делал. И знаешь, что эти гады выяснили? – Слово «гады» звучало в его устах весело, как похвала. – Говорят, я перенес на ногах обширный инфаркт! Представляешь? Так что если помру и не замечу, ты уж, Дара, сообщи мне, ладно?

– Папа!

– Ну что ты все «папа» да «папа»? Пока вот я тебя люблю, а потом что?..

– Никаких потом не будет!

– А знаешь, ты тоже дурочка, – Марк погладил Дару по голове. – Еще по одной?

– Давай!

– Ты главное, знаешь что, – отец сморщился, выпив рюмку, – черт, не так пошла как надо… ты, главное, бегать перестань…

– Куда?

– От кого? – поправил он. – От самой себя…

Стоптанных туфелек стук на бегу.

Сказано, кончено. Что я могу?

– Папа?