Три жизни: Кибальчич

— Прибавлю, — сказала Перовская, устроившись в санях. Путь предстоял действительно дальний: на окраине Петербурга, в Коломне, была давно снята квартира, строго законспирированная, на крайний случай. Сегодня в ней соберутся уцелевшие члены Исполнительного комитета.

"По существу, мы разгромлены, — думала она, закрываясь воротником от снега. — И то, что приговор приведен в исполнение, — чудо".

В январе и феврале, в самый разгар подготовки покушения на Малой Садовой, на партию "Народная воля" обрушились провалы и аресты — один за другим, и в них не было логики: испытанные, умелые конспираторы попадались, казалось, случайно: Александр Михайлов был взят в фотографии, Фриденсон — на улице. А Андрей Желябов — ее Андрей! — попался в засаду на квартире "Милорда", Миши Тригони, который совсем недавно, вернувшись из-за границы, поселился на Невском, в меблированных комнатах госпожи Мессюро.

Сани уже свернули на набережную Невы, на противоположном берегу в серое низкое небо вонзился шпиль Петропавловской крепости; сани покачивало на ухабах, и Софье Перовской казалось, что золоченый шпиль тоже покачивается.

"Может быть, Андрей там? — думала она. — Где его содержат? Родной, любимый… — Слезы подступили к горлу. — Ты бы похвалил меня, правда? Я все сделала как ты. Вчера я заменила тебя. Только, если бы не удалось… Я бы не смогла с кинжалом…"

Она вспомнила Желябова за два дня до его ареста. Тогда, на заседании Исполнительного комитета, он изложил окончательный план покушения на Малой Садовой. Андрей стоял у стола, весь напряженный, непримиримый, он был полон энергии и нетерпения, и Перовская на расстоянии нескольких шагов ощущала и эту жгучую энергию, и нетерпение. "Каким ты был прекрасным тогда!" — подумала она сейчас, глядя в широкую, неподвижную спину извозчика.

— …Подкоп на Малой Садовой готов, — говорил Андрей Желябов, — остается заложить мину. Мина Кибальчичем сделана, и она не откажет. Так что если царь поедет в манеж на развод войск по Малой Садовой, его экипаж будет взорван. Однако мы должны допустись неудачу… — Голос Желябова звенел от сдерживаемого волнения. — Они у нас были. Тогда четверо метальщиков, расставленных на всех четырех концах улицы, подбегут к карете… И тот, кто окажется возле нее первым, бросит бомбу… Метательные снаряды Коли безотказны. И все-таки… — Софья Перовская увидела, как сжались кулаки Андрея. — Если и при этом самодержец останется жив, тогда я вскочу в экипаж и кинжалом довершу приговор.

"Нет, твой кинжал не понадобился, Андрей. И погиб Котик, Игнатий Гриневицкий, он взорвал себя вместе с царем. А Коля Рысаков арестован, он первый неудачно бросил бомбу".

Софья Перовская испытала острую тревогу. Рысаков в руках властей… Вчера утром, за несколько часов до покушения, из всех метальщиков больше других нервничал Николай Рысаков; быстро ходил по комнате, вытирал рукавом вспотевшее лицо, обжигаясь, пил чай, жадно жевал бутерброды, и видно было: вкуса не чувствует.

И, подумав о Рысакове, Перовская вспомнила короткий разговор с Андреем сразу после ареста Александра Михайлова. Они сидели на скамейке в Летнем саду.

— Провалы, аресты неизбежны, — бесстрастно говорил Желябов. — Таково наше дело. Но в организации есть человек, которого мы должны сохранить во что бы то ни стало, любой ценой…

— Кибальчич? — перебила Перовская.

— Да. Совсем недавно Саша Михайлов… Господи! Как он нелепо попался! Так вот, Саша сказал: "Как только динамита и бомб будет сделано впрок и ученики Николая освоят их изготовление, Кибальчича необходимо отправить за границу".

— Да он никогда не согласится! — воскликнула Перовская.

— Это будет приказ партии, — голос Андрея Желябова звучал жестко. — Ты знаешь, что сказал мне Саша еще? Он буквально сказал: "Кибальчич — гений. Гений науки. Он принадлежит не только России, но и всему человечеству".

Андрей тогда не договорил: на аллее появились двое полицейских.

— Я тебя обниму, — тихо сказал Желябов, — а ты наклонись ко мне. — Он улыбнулся. — Пошепчи что-нибудь ласковое…

"…Как ты сейчас нужен нам всем!" — думала Софья Перовская, оглянувшись назад. Шпиль Петропавловской крепости все еще маячил в клубящейся белой мгле.

Перовская все смотрела на Петропавловскую крепость, стараясь представить Андрея в камере царского застенка.

Но Желябова не было в Петропавловской крепости — он содержался в Доме предварительного заключения.

Именно в это время, пока Софья Перовская ехала в Коломну, на окраину Петербурга, в следственной комнате печально знаменитой цитадели происходил разговор, повлиявший на дальнейший ход русской истории.

Николай Рысаков, худой, напряженный, со взмокшими светлыми волосами на лбу, прямо сидел на табуретке у казенного голого стола и все время, не замечая этого, сильно потирал руки.