Читаем Три жизни: Кибальчич полностью

И еще: "…Кроме того, нужно принять во внимание, что у нас нет таких самостоятельных и прочно организованных сословий, как в Европе. Там государственная власть представляет лишь политическое выражение фактического господства известного сословия; у нас же наоборот, государство по своему усмотрению создавало или разрушало целые сословия, производило какие ему было угодно эксперименты над привилегированным классом, подавляя при этом всякие слабые, большей частью единичные, попытки сопротивления шедшие из этой среды. Стремясь быть абсолютно неограниченным, государство подавляло всякую политическую самостоятельность даже привилегированных сословий и для этого поддерживало разъединение и неорганизованность в их среде; такая политика, конечно, увеличивала централизованную силу государства, но вместе с тем она же и должна погубить окончательно в будущем существующую систему".

…Они писали письмо Александру Третьему до глубокого вечера. Потом пили чай с подогретыми пирожками. За чаем Софья Перовская, подавив волнение, сказала:

— Я должна сообщить категорическое решение Андрея и Александра Михайлова. Я его полностью поддерживаю. Николай Кибальчич обязан немедленно покинуть Петербург и пределы Российской империи. Лучше всего — Швейцария, там наши люди…

— И не п-подумаю! — перебил Кибальчич, и его бледное лицо мгновенно вспыхнуло. — Не п-подумаю! Чего ради! У меня тут работа, в-все налажено… — Он успокоился так же быстро, как вспыхнул, и продолжал, уже не заикаясь: — А вот наши дамы, точно, пусть уезжают из Питера! Пока все утихнет.

"Ну уж я-то никуда не уеду! — подумала Софья Перовская. — Я буду здесь, пока Андрей…" — Где-то рядом было решение, которого она и боялась и желала.

— Я же не могу уехать вот почему… — Теперь Кибальчич открыто, прямо, упорно смотрел на нее. "Нет, у него не серые глаза, а голубые, — подумала Перовская. — Вернее, то серые, то голубые, и в них всегда живет тайна, загадка. Что-то он знает, чего не знаем мы". — Я не могу уехать, потому что мы должны спасти Андрея. И Рысакова. И знаю одно: понадобится новое оружие…

"Мы не сумеем этого сделать, — беспощадно подумала Софья Перовская. — У нас нет сил". И тут же она поняла, почувствовала: заставить Николая уехать за границу не удастся. Он останется здесь, с партией.

— Управлять, управлять взрывной силой бомб! — Кибальчич стучал карандашом по исписанному листу бумаги. — Над этим я думаю сейчас постоянно, днем и ночью! Управлять огнем!.. Ведь взрыв — это огонь… — Могло показаться, что он говорит самому себе. — Вот странно… В раннем детстве у меня был друг, и с ним в моем сознании, как я теперь понимаю, связалось два потрясающих открытия: огнем можно управлять. И… словом, жизнь до того знакомства была гармонией, в ней все люди казались мне равными перед богом и счастливыми.

Собравшиеся в комнате зачарованно смотрели на Кибальчича.

II

…Коле шел шестой год, когда он нарушил родительский запрет не открывать калитку на улицу. В тот день он убежал из дома с новым неожиданным другом. Познакомился он с ним, можно сказать, тайно, на Деснег куда ходил со старшими братьями купаться. Однажды, забежав в кусты лозняка, Коля обнаружил там мальчика с удочкой, может быть, на год его старше, босого и в грязных рваных штанах; тот сказал ему: "Тс-с!.." Они вместе молча уставились на поплавок, но не клевало, и рыбак сказал:

— Я тебя знаю, ты младший Кибальчонок. А меня Грицьком зовут. Хочешь дружить?

— Хочу…

— Тогда я завтра за тобой приду и пойдем к нам. Согласен?

На следующее утро голова нового друга возникла над забором возле беседки, как было условлено, подмигнула и исчезла.

Коля прокрался к калитке и, победив страх и угрызения совести ("Ведь гости у нас сегодня!"), с трудом поднял засов.

…И вывела тропинка мальчиков на сельскую песчаную улицу — в Закоропье. То была окраина города, самостоятельная слободка, со своими нравами и обычаями. Жили здесь рыбаки, сапожники, гончары, кузнецы; от давних времен, когда Короп был артиллерийским центром казачьей вольницы, сохранились ремесла пиротехнические, изготовляли еще кое-где порох, могли произвести праздничный фейерверк по заказу богатых господ, раскрутить веселые шутихи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века