Три жизни Красина

Когда сани поравнялись с крыльцом, Леонид Борисович уже не сомневался — дом сторожат «пауки». Глянул в освещённые, слегка замёрзшие окна. За окном пробегают суетливые тени: можно различить тонкие, женские. А вот выплыло что-то бесформенное, угловатое, с двойными плечами. «Погоны!» — догадался Красин. Сани миновали дом, потом ещё квартал. Кончился Тишинский переулок. Возница натянул вожжи.

— Поезжай! Поезжай!..

Ещё несколько кварталов по другой улице, и Леонид Борисович остановил сани. Расплатился, дождался, когда замрёт приглушённый перешлёп копыт и неторопливо двинулся обратно.

Снова знакомый подъезд. И те же люди. Нет, это не случайные прохожие и не жильцы из соседних домов. Намётанный глаз безошибочно подтвердил первую догадку. Полицейские шпики караулят всякого, кто направляется к Андрееву.

Не спеша Красин прошёл мимо. Он не зайдёт. И если даже он ошибся, то всё равно не зайдёт.

Если бы он ошибся!

Красин нанял новые сани.

Куда ехать?

Теперь уже нельзя показываться у знакомых. Собственно, с этой минуты он уже не Красин Леонид Борисович, инженер и заведующий электростанцией. Он нелегальный, гонимый. Он должен скрываться.

Будут ли его сегодня искать в Москве?

Будут, конечно. Как будут искать и в Орехово-Зуеве. Орехово — это мышеловка. А Москва велика. Он может затеряться, хотя бы на сегодняшнюю ночь.

А завтра нужно предупредить Савву.

Если Красин внезапно исчезнет с электростанции, это может только подтвердить догадку полиции. Именно догадку. Но скрыться на всякий случай необходимо. Пусть хозяин официально объявит на фабрике, что инженер Красин выехал, ну, скажем, в Швейцарию, заказать новую турбину для электростанции.

Да, так будет лучше. У полиции нет основания не поверить фабриканту. А если она ищет Красина, то будет дожидаться его возвращения, чтобы перехватить на границе.

А тем временем он объедет ряд городов, предупредит товарищей о провале ЦК. И главное, продолжит работу по скорейшему созыву III съезда партии.

Утренние газеты пестрели сообщениями об аресте 9 человек, членов ЦК РСДРП.

А вечером поезд увозил Красина из Москвы. Арестовали не всех, двое не были в момент ареста в доме Андреева — Красин и Любимов. Значит, ЦК продолжает работу.

Давно ли по улицам Питера с тихим пением псалмов, осенённые золотом хоругвий, шли к Зимнему люди прокопчённых предместий, заводских окраин.

Они верили в милосердие, они тянули руки к дворцу. И на устах их было христово имя.

Залпы оборвали песнопения. Пули изодрали хоругви.

Минуло каких-нибудь три месяца с того страшного дня, но даже маловерам и самоуспокоенным вельможам стало ясно — Кровавое воскресенье открыло счёт дней, недель, месяцев первой русской революции.

Подняло голову трусливое племя либералов. Засуетились социалисты-революционеры. Озверели царские приспешники.

Но революцию делал не либеральный буржуа. Революцию начал и не «лапотник», не «истинный социалист-революционер».

Пролетариат творил и диктовал свои методы революционной борьбы. А ведь по характеру революция была буржуазно-демократической.

Пролетариат был застрельщиком в революции и верил, что его союзником будет крестьянин. Рабочий пошёл на баррикады с верой, что ненавистный царизм будет уничтожен. А дальше? Остановится ли пролетариат на свержении царизма? Это устроило бы либералов и социалистов-революционеров. Но пролетариат должен свернуть шею и буржуазии, установить пролетарскую диктатуру. Эти особенности революции и её перспективы были ясны немногим. Их увидел Ленин. Он разъяснил их большевикам, тем рабочим, которые шли в первых рядах революции.

С Лениным, с большевиками яростно спорили меньшевики. Они молились на буржуазную демократию. Революция должна её завоевать. А после революция не нужна.

Среди социал-демократов не было единства. В рядах РСДРП существовал раскол.

И это было особенно нетерпимо теперь, когда революция началась, когда партия должна была возглавить революционный народ и повести его на борьбу, привести к победе.

Ленин считал, что необходимо сплотить партию, сделать её боеспособной. А это прежде всего означало, что партию нужно очистить от маловеров и соглашателей. Затем — определить тактику пролетариата в начавшейся революции. Всё это мог сделать только новый съезд РСДРП.

«Какой же русский... не любит быстрой езды...» Привяжется же фраза. Но как только колёса стукнут о стык рельсов, она сама срывается с языка.

Дороги! Дороги! Сколько их уже отстучало в ушах, сколько протянулось перед глазами. Кто считает? В 1905 году труднее всего передвигаться железными дорогами. И едешь — и не едешь. Забастовки, стачки. До Смоленска умудрился доехать по расписанию. Но в Одессу поезда шли со скоростью степных волов. А времени в обрез, съезд партии должен состоятся в точно установленный Лениным срок.