Три жизни Красина

В России большевистские организации РСДРП создали Бюро комитетов большинства, которое повело активную агитацию за созыв III съезда партии. Он, Красин, большевик. Но в отличие от Ленина и Бюро комитетов большинства, он против съезда. Кто не понимает, что съезд закрепит раскол партии. А Красин считает, что большевики и меньшевики должны помириться, нужно только пойти на взаимные уступки.

Была переписка по этому поводу с Ильичём. Был ожесточённый спор. Он хорошо помнит одно из своих писем в ответ Ленину.

Письмо это было послано открытым — незашифрованным, и Никитичу приходилось писать о деле Эзоповым языком, в надежде, что Ильич прекрасно поймёт, о чём идёт речь.

«...По состоянию местных дел фирмы почти все здешние её заправилы пришли к выводу, что выпуск облигаций является преждевременным... Вы знали, что и большинство влиятельных акционеров здесь держатся того же взгляда, о несвоевременности выпуска облигаций...»

Вот так и писали друг другу письма, что и сам бог не разберёт, о чём в них шла речь. Что «выпуск облигаций» — это созыв третьего съезда партии. Что «здешние заправилы фирмы» — это члены ЦК — примиренцы, не разделявшие мнения Ленина о срочном созыве съезда. Что «влиятельные акционеры» — это видные члены партии, на которых ссылался Никитич.

И всё же сколько было тогда в их переписке тепла. Ведь эти строки он написал от сердца и с болью: «...если бы мы всё меньше знали друг друга и если бы наши взаимные симпатии и безусловное друг к другу доверие подлежали бы хоть какому-нибудь сомнению, тогда, может быть, ещё следовало бы воздержаться от этого „порицания“ из боязни „испортить отношения“. Но я думаю, что и Вы признаёте полную откровенность единственно обязательным элементом в наших отношениях... Ведь и без нас довольно людей, впадающих в истерику от всякого угловатого слова. Взаимная и притом своевременная (дабы недоразумения не залёживались и не прокисали; тогда уже труднее с ними справляться) критика, конечно, всегда будет регулировать наши отношения и вносить поправки в действия отдельных лиц, согласуя их с взглядами целого...»

Ответ от Ильича не заставил себя ждать. Ленин писал о том, что Красин неправильно оценивает положение, сложившееся в партии. Никакого мира нет, и единственный выход — новый съезд, хотя это очень трудное дело.

То была пора огорчительных разногласий с Лениным. Леонид Борисович так и не преуспел в своей миротворческой миссии.

Его примиренчество было серьёзной ошибкой, этот факт он понял позже. Наглые выходки меньшевиков, недопустимый тон, который взяла захваченная ими «Искра» в отношении Ленина и его сподвижников, вскоре охладили примиренческий пыл Леонида Борисовича.

Красин приехал в Петербург «по служебным делам». Пребывание в столице на сей раз нужно использовать, чтобы ближе познакомиться с членами Петербургского комитета РСДРП. Важно выяснить, кто из питерцев делегируется на съезд. Ему придётся, наверное, помочь делегатам выбраться за границу. Хотя дата съезда ещё не назначена.

В Москве этой весной брат Герман познакомил Красина с Еленой Дмитриевной Стасовой. Она долгое время ведала всей «техникой» Петербургского комитета и была неисчерпаемым источником всевозможных сведений по части адресов, явок, транспортных путей.

Красин огорчился, узнав, что Стасова, скрываясь от шпионов, добралась до Нижнего Новгорода, но была там арестована и препровождена в Таганскую тюрьму.

Сейчас она в Петербурге, её до суда выпустили под залог в 1000 рублей. Стасова пригласила Красина к себе, на очередной «музыкальный журфикс», которые всегда бывали у них по четвергам.

В этот дом на Фурштадской мог зайти всякий, не чинясь. Встречали приветливо, но не любили людей пустых, гоняющихся за модой, чтобы потом похваляться в кругу знакомых: «В прошлый четверг у Стасовых Владимир Васильевич очень забавно рассказывал мне о Мусоргском...»

Каждый нёс сюда что-то своё, радостно делился им с другими и навсегда оставался пленником дома. Если этого, «своего», в человеке не оказывалось, Стасовы легко расставались со случайным гостем.

Леонид Борисович знал об этом и был смущён. Как-никак, а он инженер, тогда как хозяева гуманитарии. Дмитрий Васильевич присяжный поверенный, даже, кажется, глава коллегии адвокатов. Он не раз выступал защитником на громких политических процессах. А о его брате Владимире Васильевиче и говорить не приходится. Нет ныне в России лучшего знатока и более тонкого и умного ценителя и критика в области живописи, музыки, литературы... господи, да чего он только не знает!

Дом встретил его бравурной музыкой. В уютном зале, за роялем, сидел какой-то молодой пианист.

Елена Дмитриевна представила Леонида Борисовича своим родным. Пианист встал из-за инструмента, крепко тряхнул руку Красина и так тепло улыбнулся, что Леонид Борисович сразу почувствовал к нему расположение.

Скоро концерт окончился, все перешли в столовую пить чай.

Елена Дмитриевна знаком позвала Красина. Они миновали полутёмный коридор и очутились в небольшой комнате. У стола сидел пианист.