Три жизни Красина

Пока не начались переговоры, Красин возобновляет былые знакомства в деловых кругах. Их можно и нужно использовать. И Леонид Борисович знает, как это сделать.

Первый визит старому сослуживцу у Сименса — Герцу. Он умён, образован. Принял радушно, будто и не было войны, всеобщего озлобления. И сразу же потащил к старику Сименсу. Там соберутся директора фирмы.

Да, да, пусть Красин не удивляется. Они уже прослышали о его приезде.

У Сименса всё по-прежнему — чопорность, вышколенная прислуга, мебель от дедов и прадедов. Глава фирмы очень постарел. Из глубокого кресла видны только его глаза.

Сименс сразу узнал Красина. И тогда «узнали» его и директора. Прочувствованные рукопожатия, многозначительное молчание. Ведь бывший директор русского филиала — ныне лицо официальное и к тому же «большевик». Красин всматривается в каждого. Да, их тоже проняла война. Десять лет назад они были розовенькие, пузатенькие — один к одному. А ныне постарели и, как ни странно, осунулись, похудели. Ужели дела фирмы так плачевны, что его директора недоедают?

Директора кисло улыбаются. Этот русский всегда отличался острым языком и острым взглядом. Не случайно, большевики послали его в Берлин. Уж кто-кто, а директор русского филиала Сименса наверняка прекрасно осведомлён о делах и не только «Сименса и Шукерта», но и всей Германии. Поэтому директора пытаются вызвать Красина на откровенность. Но убедившись, что Красин понял их намерения, начинают жаловаться. Они похудели — это верно. Но похудели от душевных забот о родине. Её страдания, её беды иссушили их тела. Война надоела всем. Война разорила всех. Но, слава богу, кажется, скоро германское оружие восторжествует. Франция и Англия будут поставлены на колени... И снова пытливые взгляды. Красин смешно топорщит свою бородку. И хитро щурится. Директора умолкают. Да, перед ними не только деловой человек, но и политик, которого слезой не прошибёшь.

Красин почувствовал, что настало время высказаться.

— Господа, я думаю, что мир между нашими государствами куда полезнее фирме, чем война. Перед выездом в Берлин я получил заверения соответствующих советских инстанций, что с установлением действительного мира и возобновлением торговли между Россией и Германией фирма получит компенсацию за национализированные предприятия. И цена, на мой взгляд, вполне приличная — рубль за акцию. Учтите, золотом. И не забывайте, в каком ныне состоянии русские заводы, некогда принадлежащие фирме. Право, мне это хорошо известно.

Лёгкий ропот одобрения. Глаза у кресла оживились. Видно, дела у фирмы и впрямь не блестящие. Конечно, компенсация — пустяки. Это только наживка. Но она открывает возможности выгодных сделок.

Леонид Борисович покидал дом старого Сименса удовлетворённый. Его провожал один Герц. Директора сгрудились вокруг кресла. Там ещё долго будут спорить, считать. Пусть считают. Быть может, цифры прибылей пригасят в этих людях шовинистические чувства.

Герц был восхищён. О том, что Красин великолепный инженер, рачительный администратор, — было известно раньше. Но сегодня он столкнулся с новым Красиным — дипломатом, умеющим точно рассчитать ход, слабые и сильные стороны своих партнёров по переговорам.

Вечером, на квартире Герца, за скромным ужином, та же тема.

— Герц, скажите честно — почему все же немцы без всяких стеснений, не прикрываясь никакими фиговыми листиками, грабят любую страну, любой город, деревню, куда бы ни занесла их война? Это что, национальное?

Герц задумался. Красин не шутит. Но он, конечно, понимает, что грабёж не относится к категориям, определяющим исторически сложившийся психический склад нации. Герц догадывается, что скорее всего Красин за несколько дней пребывания в Германии понял, что она на пороге катастрофы.

Германия должна грабить, иначе — гибель! Сказал и сразу же пожалел. Если Красину нужно только подтверждение, если он понял, что Германия на краю гибели, то он сумеет добиться в переговорах с немцами всего.

Да, большевики знали, кого послать в Германию.

Собственно, финансовые дела между Россией и Германией не требовали, в сущности, ни длительных переговоров, ни дипломатических ухищрений, и Леонид Борисович большую часть времени проводил во встречах с представителями деловых кругов Берлина. Он взял на себя самую трудную часть миссии — убедить германских финансистов и промышленников, что интересам самой же Германии больше соответствует не война с Россией, а мир и установление самых широких экономических связей.

И усилия не пропали даром. Красин это понял только после встречи с военным министром, который сам её пожелал. В итоге часовой беседы министру стало ясно: позиции Красина тверды и логичны. Это взгляды высшего авторитета Советской России — Ленина, а не обычный дипломатический ход. И тогда созрело решение — устроить свидание Красина с Людендорфом.

В Германии это была тогда самая видная фигура. Людендорф стоял во главе армии, и фактически он, а не кайзер, правил страной.