Три жизни Красина

Леонид Борисович выступал во всех комиссиях, но больше и чаще всего в подкомиссиях частной собственности и кредитов. Кржижановский любовался им. Хотя французский язык русского дипломата несколько отдаёт «славянизмами», Красина слушают, стараясь не проронить ни слова. Даже враги аплодируют «красному инженеру». Престиж его огромен. Опираясь на эти «могучие плечи», советские делегаты чувствовали себя как-то увереннее.

Но конференция явно катилась к провалу. Представители Запада не хотели создавать хоть какой-либо основы для переговоров. И это несмотря на целый ряд конструктивных предложений советской делегации.

И конференция была сорвана.

Леонид Борисович вынес из неё убеждение: пока Советская Россия не признана де-юре всеми странами, необходимы сепаратные соглашения с отдельными государствами или с наиболее влиятельными капиталистическими группами.

Покинув Гаагу, он снова возобновил переговоры — с «влиятельным и злобным партнёром» — Уркартом.

До Октябрьской революции Уркарт владел на Урале, Алтае и в Казахстане рудниками, металлургическими заводами, приисками. Его личные претензии к Советскому государству составляли чуть более одной трети всех претензий, которые предъявляла Великобритания к новой России.

Условия, на которых Уркарту могла быть предоставлена концессия на его бывшие предприятия, были, в общем, сформулированы. Но важнейшей предпосылкой для успешного завершения этой крупнейшей сделки с английским промышленником была готовность правительства Великобритании к нормализации отношений с Советским государством.

Уркарт побывал в Москве. Потом вновь встретился с Красиным в Берлине. Здесь обе стороны подписали соответствующие документы. Концессионный договор был отправлен в Москву на ратификацию.

В начале октября 1922 года Ллойд-Джордж ушёл в отставку. К власти пришёл консервативный кабинет Бонар Лоу. Английские суда блокируют черноморские проливы. Нарушено нормальное судоходство через Босфор и Дарданеллы. Консерваторы высказываются против приглашения советских представителей на конференцию по проблемам Ближнего Востока.

В разгар этих событий Красину сообщают в Лондон, что явно недружелюбные действия Великобритании заставили Политбюро 5 октября 1922 года выступить против ратификации договора с Уркартом.

А в декрете Совнаркома было записано: «...чрезвычайно широкий объём концессии, её хозяйственное и политическое значение требовало бы, в первую очередь, дружеских, прочных и урегулированных отношений между Советской Республикой и Правительством страны, в которой находится центр Русско-Азиатского Объединённого общества. Между тем последние действия правительства Англии, фактически устраняющие Советскую Россию от равноправного с другими государствами обсуждения её жизненных хозяйственных интересов на Ближнем Востоке и в Чёрном море, явно указывают на отсутствие указанных выше желательных отношений».

Политика английского правительства по отношению к Советской стране становилась всё более и более враждебной.

Английский траулер бесцеремонно входит в советские воды на севере. Нарушителя границ задерживают. Лорд Керзон, министр иностранных дел Англии, всё тот же Керзон, вновь угрожает разрывом.

Он шлёт ультиматум, в котором даёт 10-дневный срок для выполнения английских требований. И как всегда в такие критические моменты, активизируется белогвардейская нечисть.

Через два дня после «ультиматума Керзона» в Лозанне злодейски убит участник международной конференции по разоружению Вацлав Вацлавович Воровский.

Ушёл друг, ушёл товарищ. Красин тяжело переживал смерть Воровского. Советское правительство потребовало расследования и наказания убийц. Белогвардеец-деникинец Конради, убивший Воровского, и не прятался.

Швейцарское правительство отказалось дать удовлетворение Советскому правительству. Убийство Воровского, «ультиматум Керзона» — всё это были лишь отдельные звенья хорошо подготовленной антисоветской кампании.

Прекрасно понимая всё, что происходит вокруг, Воровский накануне своей трагической гибели писал: «За этими хулиганящими мальчиками слишком ясно чувствуется чужая сознательная рука, возможно даже иностранная. Швейцарское правительство, хорошо об этом осведомлённое (ибо все газеты полны этим), должно нести ответственность за нашу неприкосновенность. Поведение швейцарского правительства есть позорное нарушение данной в начале конференции гарантии, и всякое нападение на нас в этой „архиблагоустроенной стране“ возможно только с ведома и попустительства властей».

В момент предъявления «ультиматума Керзона» Леонид Борисович находился в Москве. Советское правительство сочло, что он должен немедленно выехать в Лондон, чтобы предпринять быстрые и решительные действия. Получив инструкции правительства, Красин решил лететь в Лондон самолётом. Эта воздушная «прогулка» была, по тем временам, далеко не безопасной. Но нельзя терять и дня.