— Да так, письмо с прогнозами. Послушай: «...время идёт тут достаточно скучно и бесполезно. Переговоры, как говорится, ни из кузова, ни в кузов, и скорее всего не приведут ни к какому результату. Ни одна сторона не идёт на уступки в такой мере, как это было бы надо другой стороне. Сегодня уже есть слух, что французы получили инструкцию кончить разговоры и в трёхдневный срок вернуться восвояси. Конечно, если бы это был отъезд только французов, это могло бы даже улучшить общие шансы согласования, но, по всей видимости, у них имеется общее соглашение о солидарных выступлениях, и если разрыв будет, будет всеобщим. Таким образом, мы совершенно не имеем понятия, как долго ещё придётся пробыть в Гааге...»
— Леонид Борисович, ты же только приехал... — Кржижановский должен был признать, что Красин умеет найти главное в цепи мелких событий. Но какой пессимизм!
— Да, только что приехал, но думаю, что долго всё же мы здесь не засидимся. Глеб Максимилианович, давай завтра с утра пойдём, погуляем по городу, если, конечно, милые стражи выпустят нас из «Схевенингена». Как правильно по-русски написать название этого отеля? Не знаешь?
— Никак, Леонид Борисович. По-русски не напишешь.
Утром Красин и Кржижановский сумели-таки улизнуть от бдительных стражей, которые под предлогом охраны «безопасности» членов советской делегации изолировали её от голландской публики, прессы, других делегаций. Когда отошли от отеля, Кржижановский оглянулся.
— Посмотри-ка, а полицейские-то с ищейками... Благо, мы только что приехали, и собачки, видно, не успели принюхаться...
Красин улыбнулся.
Тоскливо в Голландии, когда идёт дождь. Как это Глеб сказал? А, «дождевой чистоган»... неплохо.
Море затянуло сероватой дымкой, хотя и дождь, но ветер слабый. Тепло, даже парит. На пляже купаются.
Кржижановский поёжился. Море-то всё-таки северное.
— М-да... тут купаться можно только в обнимку с кипящим самоваром...
Красин расхохотался. Глеб сегодня настроился на юмористический лад.
— Давай пойдём дальше. Может, и тебе захочется ополоснуться?
— Избави боже, я уж лучше под дождичек.
— Смотри-ка, это ещё что за гусары за такие?
По берегу парами расхаживали здоровенные парни в красных бриджах и с медными трубами в руках.
Когда Красин и Кржижановский приблизились к пляжу, «гусары», как по команде, остановились, приложили к губам трубы. И чудо — все, кто находился в воде, послушно двинулись к берегу.
— Ну и ну, вот это дисциплина! — удивился Кржижановский.
— А я, знаешь ли, предпочитаю русский способ купания. Маманя носится по берегу и кричит: «Туда нельзя, сюда нельзя, идите туда, не ходите сюда!» А ребята купаются себе всласть и выберутся из воды только тогда, когда зуб на зуб перестаёт попадать... Сам так всегда купаюсь, до озноба!
Кржижановский тоже считает, что такие морские ванны, пожалуй, доставят больше удовольствия.
На обратном пути встретился генеральный секретарь советской делегации, Борис Ефимович Штейн. Тот был страшно удивлён — как это они смогли обмануть явную и тайную полицию, охранявшую делегатов.
Красин выразительно отогнул борт пиджака. Штейн кивнул головой.
— Со студенческих лет я помню всего два или три года, когда за мной не следило бы полицейское око. Считая и иностранных детективов. Давайте посмотрим, долго ли он будет раскуривать свою сигарету...
И Леониду Борисовичу вдруг очень захотелось курить.
Нельзя, врачи запретили. Конфетки соси, если есть конфетки. Он полез в карман.
Это движение не ускользнуло от внимания детектива. Бросив сигарету, он подался на несколько шагов вперёд. Да так и замер. Только сейчас шпик узнал в собеседниках Штейна недавно прибывших советских делегатов. Бежать, предупредить! Уйдут, встретятся с кем-либо, а он обязан докладывать о всякой встрече.
На лице детектива была написана такая растерянность, что Красин, а за ним Кржижановский со Штейном так и покатились со смеха.
Но прогулка была испорчена.
— Борис Ефимович, теперь нам от него не отвязаться. Идёмте в гостиницу, а по дороге расскажите нам, вновь прибывшим, как там движется колымага, именуемая Гаагской конференцией...
— О чём говорить, Леонид Борисович, сами знаете. Действует конференция экспертов, а это значит, что правительства заранее слагают с себя ответственность за её решения.
Метод старый. Помпезности никакой, не то что в Генуе. Ни речей, ни парадов, ни даже приёмов и обедов. И никто не вещает о восстановлении Европы, всеобщем мире. Видимо, считают, что Европа восстановлена, нет в ней кризисов, безработицы, бюджетных дефицитов и вообще хаоса. Об этом здесь говорить не принято. Так же как и о нефти, хотя вся атмосфера конференции так и пропахла ею.
На следующий день Красин и Кржижановский появились в Гаагском дворце. Глеб Максимилианович оглядел мрачное здание и остался недоволен. Здесь в комиссиях им придётся спорить о довоенных царских долгах.
— Глеб, а ты знаешь, что этот дворец — подарок царя Николая II голландской королевской семье?
Кржижановский только усмехнулся.