Три жизни одного человека

Во-вторых, командировка моя не прошла даром. Нашим прибором заинтересовались высокие инстанции. Нам пообещали сделать финансовое  вливание и даже выделить две единицы, и теперь кровь из носу надо было сдать его в этом году. Я дневал и ночевал на работе, тем более что дома приходилось ютиться между пачками кафеля, мешками с побелкой, рулонами обоев и прочей ерундистикой. Пахло сыростью, известью, краской, в воздухе витала строительная взвесь, на всем лежала жирная неистребимая пыль.

В-третьих, к концу ремонта загремел в больницу отец. То ли он, не рассчитав силы, поднял что-то слишком тяжелое, то ли двигал мебель, одним словом, в результате бурной деятельности его увезли  на неотложке с «острым животом». В больнице аппендицит исключили, но ему становилось все хуже и хуже, а диагноз никак не могли поставить,  и какой-то перестраховщик намекнул маме, что вполне вероятно у него рак. Мама запаниковала, и паника ее вылилась в ежевечерние рыдания с корвалолом, валидолом и тазепамом. Когда накал страстей достиг апогея, к нам явилась бабушка, недолюбливавшая свою невестку, вдохновенно вычистила, выскребла квартиру, приготовила огромную кастрюлю борща, которой хватило бы на табор,  нажарила штук сорок котлет и заявила, что никакого рака нет и быть не может, что отец пойдет на поправку, и его скоро выпишут. Так оно и вышло.

Было ли то лето теплым или холодным, дождливым или солнечным, трудно теперь сказать. Помню только, что в отпуск я так и не пошел и Сереге так и не позвонил. Впрочем, и он мне тоже. Это было похоже на разрыв дипломатических отношений, но меня такое положение дел устраивало. Память услужливо подсовывала его неблаговидный поступок по отношению ко мне, и это было очень удобно. Постепенно я не то чтобы успокоился, но пришел в некоторое равновесие.  Время бежало, обрывая на календаре не дни, но недели. Незаметно подошла осень. Но и она куда-то торопилась. Позвонил Игорек:

- Здорово, Максим! Ты куда пропал, дружище? Ни слуху от тебя, ни духу.

- Здорово, Княже! Здесь я. Мало-мало совсем заработался. Так завертелся, что иной раз не помню, как меня зовут. Как дела?

- Дела у прокурора, у нас делишки. Хотя не без новостей.

- Хоть хорошие новости?

- Сына я родил. Прикинь?! С-Ы-Н-А!

- Да ты что?!!! Когда это вы успели, стахановцы вы наши?

- Уметь надо! Нам-то уже полгодика.

- Вот это да! И ты скрывал... Как назвали наследника-то?

- Никитой.

- Хорошо назвали, по-богатырски.

- Он и есть богатырь, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. А ты там не женился случайно?

- Не-а.

- Смотри, останешься в старых девах. А то давай, мы тебя женим. Невесту найдем подходящую.

- Но-но, не заговаривайся. Сам в капкан попал, и меня хочешь для компании рядом посадить? С каких это пор ты свахой заделался? – я даже засмеялся, так это было на него не похоже. А он вдруг погрустнел и посерьезнел:

- Слушай, а ты с Серегой давно общался?

- Давно. А что?

- Значит, ты ничего не знаешь?

- А что? Что-то случилось?

- Случилось. – Он помолчал, а потом сказал, как выдохнул: - Наташка в психушке. Они это долго скрывали, а потом Серега раскололся.

Я боялся выдохнуть. Спросить, почему, я не мог. А вдруг Наташка все-таки оболгала меня, и как я тогда бы выглядел? А Игорек продолжал:

- Но это не телефонный разговор. Слушай, давай где-нить пересечемся? Посидим, покалякаем.

- Давай. Говори, где и когда. – Я почему-то был уверен, что он меня пригласит к себе, но он предложил ресторан.

Как говаривал Отец всех народов, «Обстоятельства уходят, а факты остаются». Обстоятельства ушли, а факты остались, и они меня не красили.

- Не поверишь, чувак, как я рад тебя видеть! – Игорек полез обниматься, хлопал меня по спине, а у меня от его слов словно камень с души скатился. Значит, он был не в курсе.

Первая была, естественно, за встречу, а вторую я предложил выпить за сына. Мы выпили. Игорек полез в карман и извлек оттуда небольшую пачку фотографий Никиты. Мне почему-то всегда казалось, что дети до года – бессмысленные розовые личинки, чьи функции заключаются в том, чтобы есть, пачкать пеленки и орать. С фотографии на меня смотрел улыбающийся мужичок с хитрющими глазами и внушительными кулачками. Игорьковое отцовство было очевидным, а сам папаша светился. И я понял, как для него это важно, и как он горд и счастлив.

-  Я все время думаю о нем. Иду на работу и прикидываю, когда его на коньки ставить, а когда на лыжи. Моюсь в душе, а сам мечтаю, как мы будем ездить на рыбалку. Я даже список детских книг пишу, которые ему надо будет прочитать. Марина уже маракует насчет музыки, а я против. Не мужское это дело. Сначала спорт.  Здоровье прежде всего.  Ты же знаешь, мы с Маринкой не очень-то ладили с самого начала. Я дурил много...

Я слушал его, ожидая того момента, когда он начнет рассказывать, что же произошло с Наташей.

- И вот, представляешь, я, наконец, им дозваниваюсь, и Серега мне говорит, что Наташа в психушке. Он, конечно, догадывался о нашем романе, и винит во всем меня.

- Он что, так и сказал, что винит тебя?