Три жизни одного человека

- Нет, так прямо он не сказал. Понимаешь, как получилось... Я позвонил поздравить ее с днем рождения. Позвонил так, чтобы было поздно приглашать. Она даже толком говорить со мной не стала, сразу начала плакать... И мне, дураку, надо было приехать к ней, но я не мог бросить Маринку. А она, Наташа, была дома одна. Серега со Светкой уехали на свадьбу в Вильнюс. И вот она одна, у нее истерика, а я обозлился и наговорил ей лишнего. Но этого Серега не знает. Ну, что я наговорил лишнего. Он сказал, что, когда они приехали, она уже не могла остановиться. Сдуру вызвали неотложку, а у тех всех лекарств - глюкоза да анальгин. Серега с ними побазарил, эдак по-барски, как он это умеет, ну они и вызвали психиатрическую неотложку. Якобы угроза суицида. А те ее забрали. Серега вызвонил мать. Пока туда-сюда, несколько дней прошло. Мать прикатила, нажала на все кнопки, Наташку вытащили, а она молчит. – Игорек опрокинул рюмку. Зубы у него стучали. – Потом они ее по блату устроили куда-то, она там полежала, и у нее улучшение какое-то наметилось. Забрали домой. Дома вроде бы она ничего, оклемалась, усыпила бдительность, а потом взяла, да и ушла из дома. Три дня ее искали... Вернулась сама, а руки все исколотые. Где-то наркоту добыла. Мать была в шоке и отправила ее обратно, в клинику.  А он мне все это рассказывает, как будто по морде бьет... А я даже не могу ему теперь позвонить, чтобы узнать, как она...

Узнать, как она, я тоже не мог.

Мы в нашем поселке почти не слышим дорогу. Изредка доносится звук далёкого поезда, но он, скорее, действует умиротворяюще, нежели раздражающе. Я объездил полмира и могу в любой день выехать практически в любую точку света, стоит только захотеть, но почему-то всегда страшно завидую этим пассажирам в ночном поезде, мчащимся именно сейчас в какой-нибудь Владивосток  или Красноярск...

Я страстно завидую тем, кто живьём хромает по этой жизни. Кто-то готовит пиво к чемпионату мира по футболу, кто-то с удовольствием пересчитывает небольшую прибыль с дневной выручки, кто-то предвкушает визит к проститутке или ночь в казино... Какие там ещё бывают радости в жизни? Посидеть с друзьями? Расписать пульку? Но  друзей у меня нет. Азарт я  потерял и поэтому не смотрю ни футбол, ни хоккей, и больше ни во что сам не играю. Проститутками я тоже перебродил-переболел, в прямом и в переносном смысле. Одно время считал их хорошими девчонками, честно берущими деньги, и не корчащими из себя порядочных, которые исподволь умело и постоянно  вымогают то одно, то другое, в том числе и законный брак. Но Евин корень силён настолько, что где-то под панцирем, под заскорузлой, задубелой шкурой  даже  самой прожжённой мамки всегда жива идиллическая картинка  семейного очага и достатка, прямо-таки как клочок газона в сердце у англичанина. Так что корысть проститутки ничем не отличается от корысти благополучной добропорядочной дамы, и когда начинаешь это понимать, становится скучно. Наверное, поэтому я не завожу романов с благополучными дамами. С неблагополучными тоже. Ни с какими. Но дело не только в этом. У меня есть жена, и я ее никогда не предам.

Перечитал и поразился: как мало, оказывается, радостей в жизни... Пиво, футбол, пулька с друзьями, бабы, казино... Ах, ну да, ну да, конечно же... Как же без этого... Книги, путешествия, паркур-альпинизм-дайвинг, хобби, семья-дети-родители... Как-то я взялся читать запоем, но быстро понял, что сам я давно древнее любой из книг, они больше не скажут мне ничего нового. Я – ходячий Екклезиаст: всё старо, всё уже было, и дай мне бог не дожить до того времени, когда в мир войдут какие-нибудь новые истины. Путешествовать надо налегке и свободным, а свобода – это химера. Паркура и прочей хрени я хлебнул отнюдь не в спортивном режиме: пока раскручивался, поимел массу пренеприятнейшего опыта,  так что в эти игрушки вряд ли меня когда-нибудь потянет поиграть.

Хобби...

Вторая жизнь

 Я с детства любил дерево, понимал его, видел его. Из любой завалящей дощечки я мог смастерить вёрткий быстроходный кораблик для весенних каникульных регат, и ему не было равных. Птицы всегда селились в мои скворечники и никогда не боялись моих кормушек. Под диваном у меня был целый склад разнокалиберных разномастных деревяшек, но я помнил каждую,  и для каждой уже что-то было придумано, и не было счастливей часов, когда я, вооружившись нехитрыми инструментами, строгал, пилил, приколачивал, шкурил, покрывал морилкой, лаком или краской, а потом иногда старил... Даже уже учась в институте, я находил время, чтобы что-то соорудить.