- Она – не дешевка, Максим. Она хуже любой дешевки.
Оттого, что эта благополучная соплячка так отозвалась о Нике, и оттого, что я был неправ, что меня поймали с поличным, что выглядел полным идиотом, к тому же еще и непорядочным, я психанул:
- А ведь вы с ней вроде как дружили. Что же теперь так? «Дешевка», «хуже любой дешевки»... Что вы за народ такой, бабы?
- Так ведь мы с тобой вроде как тоже как дружили. И с Сережкой ты тоже вроде бы как бы дружил... Что же вы за народ такой, мужики?
И тут меня понесло:
- Дружили. Это он по дружбе, наверное, подкладывал тебя под меня, когда ты залетела от Игорька. Так что, кто тут дешевка – еще вопрос.
- А что же ты, такой чистенький, тогда продолжал к нам ходить? Да как ты смеешь так говорить?!
- А что? Ах, не может такого быть?! А ты спроси своего братца!
Наташа помолчала и спросила:
- Максим, а ты уверен, что я была беременна от Игорька? С чего ты это взял? Уж прости за пошлость, может, ты свечку нам держал?
- Ой, вот только не надо... Я видел, как вы целовались...
- Ну, насколько я помню из биологии, от поцелуев не беременеют.
- Наташ, не надо врать. Ты же тогда приползла с аборта и рыдала в ванной...
Она опять помолчала, закурила очередную сигарету и сказала:
- Да, Макс, это правда. Я тогда приползла с аборта. Я помню, как ты открыл мне дверь, и как я плакала. Я тогда решила, что никто никогда об этом не узнает. Что я все переживу, смогу пережить, смогу все начать с чистого листа, сначала, потому что есть ты... А теперь тебя нет. Знаешь, так во сне бывает: вроде бы растут повсюду огромные грибы, красивые, крепкие... Подходишь ближе, а они какие-то незнакомые. Вроде бы и не поганки, а собирать такие не станешь. Как ты...
- Очень образно, очень. Ну, вот видишь, как все хорошо складывается: стало быть, я тебе не пара. Разве что какой-нибудь дешевке вроде Ники сгожусь. Так что...
- Не сгодишься, Максим. Ты ей не сгодишься.
- Вот даже как? Это почему же?
- Боюсь, ты ей даром не нужен. В память о нашей дружбе я тебе, так и быть, скажу: Ника – лесбиянка. Она живет с сорокалетней женщиной. Та снимает ей квартиру и содержит ее. Одевает, возит на курорты. Это она пропихнула Нику в медицинский и теперь платит за каждый экзамен, чтобы ее не вышибли. Вот такая невеселая история, Максим.
Я стоял оплеванный, и оттого, что я когда-то целовал Нику, мне было омерзительно, как будто я целовал мертвеца, прокаженного, или какое-то больное заразное животное, или какое-то насекомое. Мне захотелось отмыться, почистить зубы, прополоскать рот, но за давностью все это не имело смысла. Я уже был испачкан, заражен... В гудящей голове замелькали непристойные картинки с Никой в главной роли, и они были ужасны.
- Ты меня уничтожила, - сказал я Наташе.
- Ничего. Переживешь. Найдешь себе другую. Только впредь будь осторожней, а то нарвешься для разнообразия на трансвестита.
- Другую? Я любил Нику, тебе этого не понять.
- Ну откуда же? Что – я? Так... Дурочка... Максим, а я, что, не достойна любви? Меня нельзя полюбить? Чем я хуже этой Ники? Посмотри на меня!
- Я смотрю на тебя и вижу зависть и желание разрушить и отобрать.
- Максим, нельзя разрушить то, чего не было, как ты не понимаешь? У нее же еще в училище были любовные дела с девочками! Она же ненормальная! Ей не нужны мужчины!
- Зато они тебе, видно, необходимы. Как блошка, нет, как клоп – ползком из одной постели в другую.
- Да нет. Просто влюбилась в очередного подлеца...
- Влюбилась?? А что же Игорек? Не слишком ли быстро ты его разлюбила? Как крольчиха: каждые два месяца по новой любви! Или вы просто трахались для здоровья? Да разве так любят?
- А как любят, Максим? Как ты? Перешагивая через друзей?
- Как я? Уж прости, но показать лично тебе, как любят, не могу. Только как трахаются! – Я толкнул ее на диван. – Ты этого хотела, да? Игорька ты также тянула на себя? День рожденья... тет-а-тет, интим, музычка... Вырез до пупа... Разрез по самое небалуй... Ты же меня за этим сюда позвала? – Я срывал с нее одежду, она сопротивлялась, пыталась отбиваться, кусаться, и вдруг я отчетливо увидел в ее глазах какое-то голодный азарт, животное желание. Она сопротивлялась именно так, чтобы распалить, раздразнить, и меня заразить этим животным желанием. В эту минуту я ненавидел всех: Серегу, Игорька, Нику, Светку, Наташку, мне хотелось уничтожить их, стереть с лица земли, из памяти, чтобы не осталось ничего, но в моем распоряжении была только Наташка, и я вдруг понял, как сделать ей больно. Я грубо отшвырнул ее, полуголую, от себя, окинул ее взглядом и пошел в прихожую.
- Ты не смеешь меня вот так оставить, - орала мне вслед Наташка.
- Еще как смею, - крикнул я ей в ответ, нахлобучивая кое-как шапку, - я не интересуюсь похотливыми скороспелками. Они мне омерзительны.
- Я скажу Сережке, что ты меня изнасиловал, - донеслось до меня, когда я уже закрывал за собой дверь.
Попросив таксиста тормознуть у ларька, я вышел, купил какое-то пойло и вернулся в машину, уже изрядно отхлебнув из горла.
- Так тебя домой, сокол? – спросил таксист. – А то я могу свезти тебя в интересное местечко.