Три жизни одного человека

- Вердин, - продолжал я, - если бы я точно знал, кто это сделал, я бы их пристрелил. И если ты мне скажешь, кто, я это сделаю, и сам тебе сдамся. Но сейчас ты не там ищешь. Это не я, и ты это скоро поймешь. Ты теряешь время. – Я нагло блефовал.

- Я точно знаю, что это сделал ты, - сказал он тихо, почти прошептал. -  И я это докажу.

- Доказывай. Хорошенько доказывай. Потому что ты мне надоел, и на этот раз я найму лучшего адвоката, а не вашу подстилку, и он тебе надерет задницу так, что она у тебя будет светиться в темноте. Я имею право на один звонок. – Я взял трубку и набрал мамин номер:

- Мама, позвони Виталику Косареву, дай ему адрес комбината и скажи, что мне нужен хороший адвокат, срочно. Нет, теперь уже по другому делу. Ничего, возьму еще раз ссуду. Не волнуйся, расплачусь.

В кабинет вошли двое, и Вердин скомандовал:

- Обыскать здесь каждый миллиметр. Каждую пылинку. Каждую занозу.

Они перебрали, перещупали каждую бумажку, каждый предмет, залезли в каждый угол, в каждую щель, но ничего не нашли. Кстати говоря, опять-таки и наш тайный сейф, который опять оказался неуязвимым.

Через какое-то время в кабинет вошел еще один и что-то сказал Вердину на ухо. Тот посмотрел на меня с ненавистью, и они вышли. Мне безумно хотелось каким-то образом посмотреть на сортир, не ищут ли они там, но для этого надо было идти в другое помещение, а подавать им мысль я не хотел.

Обыск продолжался уже четвертый час, когда во двор въехала еще одна машина, и, к моему изумлению, из нее вышел Решетников, известный московский адвокат. Его провели ко мне, он представился и заявил, что хочет поговорить с клиентом приватно. Я вкратце рассказал ему, в чем, собственно, сыр-бор, почему подозревают меня. И свою версию произошедшего.

- Так, - сказал он Вердину. – Мой клиент болен. Я сейчас вызову врача, чтобы освидетельствовать его. Так что все вопросы только после полного его выздоровления. – Он кивнул на руку, - это они вас?

- Нет-нет, это ожог.

- Ладно, разберемся. – Он с кем-то поговорил по телефону, потом набрал номер и вызвал скорую.

Температура у меня опять поднялась, мне сделали жаропонижающий укол, осмотрели руку, обработали ее и предложили госпитализацию. Я отказался. Сделав необходимые записи, врачи уехали, договорившись сделать копию заключения.

Пока происходила суета с врачами, Решетников успел поговорить кое с кем из рабочих и обратился к Вердину:

- Послушайте, у моего клиента алиби, а вы нам тут морочаете голову. Вы что, производите обыск на основании собственной интуиции? Милейший, вас за это начальство не похвалит...

- У нас постановление, - мрачно отозвался Вердин.

- Господи, вот это оперативность! А, позвольте спросить, долго он еще будет продолжаться и есть ли необходимость в присутствии моего клиента?

Вердин посмотрел на помощника.

- Вроде мы все прошерстили, Владислав Владимирович... – ответил тот.

На этот раз с меня даже не взяли подписку о невыезде.

Решетников предложил отвезти меня домой, и я согласился. В машине мы разговорились, и оказалось, что мое алиби подтвердил Николай. Он сказал, что остался сторожить комбинат, ночевал и точно видел, что я никуда не уходил.

Машинально я назвал адрес бабушки, и очень удивился, когда мы подъехали к ее дому, но переигрывать было неудобно, и я, распрощавшись, вышел. На прощание Решетников мне сказал:

- Болейте спокойно и скорее выздоравливайте. Я буду держать руку на пульсе. И главное: без меня – ни одного слова, даже вздоха.

Бабушка засуетилась, устроила меня и сразу же принялась лечить. Она была страшно горда и довольна, что болеть я пришел к ней. Я не стал ей говорить, что просто ошибся.

Три дня меня по-черному трепала температура, и три дня бабушка не отходила от меня ни на шаг. Продукты и лекарства привозили папа с мамой, сидели по очереди со мной, давая бабушке возможность хоть немного выспаться. Стоило мне немного забыться сном, как откуда-то из горячечного тумана возникал Вердин, садился на стул возле кровати, вынимал из портфеля блокнот, ручку, и начинал с сортира:

- Где у вас на территории расположен летний туалет?

- Кто из сотрудников пользуется летним туалетом зимой?

- Это вы распорядились поменять в полу туалета две доски?

Я тосковал, потому что очень не хотел садиться в тюрьму, но понимал, что этого не избежать, и каждый раз принимал решение покончить с собой, если меня все-таки туда упекут. Он уходил, а я, задыхаясь, бежал из последних сил, рассекая летящий в лицо снег, чтобы достать проклятый мешок и избавиться от него, но все время попадал куда-то не туда, и не у кого было спросить дорогу. И надо было успеть вернуться до того, как снова придет допрашивать Вердин.

На четвертый день болезни температура упала, оставив невероятную слабость. А вместо Вердина из горячечного сна  пришел настоящий Николай. Он принес баночку алтайского меда, какую-то настойку для поправки здоровья и две новости, хорошую и плохую: Сенька поправляется, а Рахима подключили к аппарату и положение его безнадежно.

Бабушка ушла на кухню, тактично оставив нас вдвоем, и я спросил:

- Ты ведь не ночевал тогда на комбинате?