Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

В. Б.: Я полагаю, что по двум основным причинам. Во-первых, в XVIII в. категория вкуса была настолько хорошо разработана, что последующим мыслителям нечего было по существу к этому добавить. И они приняли теорию вкуса, разработанную их предшественниками, за само собой разумеющуюся эстетическую аксиому. А во-вторых, в XIX–XX вв. на первый план в теории искусства и эстетике вышли другие более актуальные для того времени темы, связанные с отходом самой художественной практики от принципов красоты как основополагающих в искусстве. Однако это уже другая тема.

Н. М.: Пожалуй. Тогда тем более интересно хотя бы кратко проследить за развитием основных идей теории вкуса в XVIII веке. И начать можно, вероятно, со знаменитого трактата Шарля Батё.

В. Б.: Именно так. В своей книге «Изящные искусства, сведенные к единому принципу» (1746) Батё утверждал, что вкус — это «единый» принцип, которым художник руководствуется в специфическом «подражании природе», или «прекрасной природе». Именно он управляет гением при создании произведения искусства, и он же лежит в основе оценки произведений искусства. «Вкус, оценивающий творения гения, — утверждал он, — может быть удовлетворен только хорошим подражанием прекрасной природе». Вкус — врожденная способность человека, подобная интеллекту, но если интеллект интересуется истиной, заключенной в предметах, то вкус направлен на красоту тех же предметов, т. е. интересуется не ими самими по себе, «но в их отношении к нам».

Н. М.: Вот это важный момент в теории вкуса, который затем существенно разовьет Кант. Вкус предстает здесь именно как способность реагирования на субъект-объектное эстетическое отношение, т. е. включает в пространство своей компетентности, если так можно выразиться, и характеристики эстетического объекта, и уровень эстетической подготовки субъекта.

В. Б.: Совершенно верно. Батё, пожалуй, впервые в эстетике, только нарождавшейся тогда в качестве самостоятельной науки, переносит акцент с самого эстетического объекта, с самого произведения искусства на субъект и связывает результат эстетического суждения с категорией вкуса. Именно вкус, убежден был он, помогает создавать шедевры искусства и правильно оценивать их, исходя из понятия о «прекрасной природе», которая понимается Батё как нечто, соответствующее «как самой природе, так и природе человека», т. е. видится в качестве идеального гармонизирующего человека с природой фактора. Отсюда вкус — это «голос самолюбия. Будучи создан исключительно для наслаждения, он жаждет всего, что может доставить приятные ощущения».

Н. М.: Это тоже, кстати, существенный вывод Батё, подчеркивающий, что наслаждение, эстетическое наслаждение играет значительную, если не главную, роль в эстетическом опыте и вкус является той удивительной способностью человека, которая позволяет ему реализоваться. Мы между тем знаем, что в эстетике XIX–XX вв. к эстетическому наслаждению было какое-то стеснительное, а часто и негативное отношение. Возможно, поэтому и о вкусе тогда говорили мало как о специфическом органе этого наслаждения.

В. Б.: Да, к сожалению, это заключение близко к истине. К чести Батё нужно констатировать, что он четко и ясно осознал, что вкус является врожденной способностью человека, направленной на выявление прекрасного в природе и в искусстве, на создание шедевров искусства, «подражающих» «прекрасной природе», и на оценку этих произведений искусства на основе доставляемого ими наслаждения. Батё убежден, что «существует в общем лишь один хороший вкус, но в частных вопросах возможны различные вкусы», определяемые как многообразием явлений природы, так и субъективными характеристиками воспринимающего.

Н. М.: Он одним из первых в эстетике, и это тоже существенно, фактически поставил и решил проблему «о вкусах не спорят», показав, что на уровне высокого искусства, высокого эстетического качества существует лишь один «хороший вкус». Он или есть, или его нет. А вот в более мелких, частных вопросах вкусы могут различаться.