Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Понятно, что сегодня их нельзя демагогически прямым текстом вдалбливать в сознание современного читателя (не будет просто читать), что уместно лишь в контексте богослужения, когда сознание паствы уже подготовлено к этому, настроено на волну прямого восприятия хорошо всем известных, но мало кем выполняемых истин и нравственных норм. Поэтому Водолазкин и прибегает нередко к ироническому смешению типов мышления, которые создают некую ауру зыбкой неоднозначности и вроде бы неправдоподобности тех серьезных вещей, о которых собственно роман. Отсюда в книге не часто, но все-таки достаточно регулярно наряду с древнерусской речью встречаются и сентенции нарочито модернизаторского типа, вложенные в сознание средневекового человека:

«Интересно, сказал Арсений, ощупав под собой тележное колесо. Интересно, что время идет, а я лежу на тележном колесе, не думая нимало о сверхзадаче своего существования». «Связь неба с землей не так проста, как, видимо, привыкли считать в этой деревне. Подобный взгляд на вещи мне кажется излишне механистическим». «Это есть феномен, достойный всяческой поддержки, сказал посадник Гавриил». «Чем ты докажешь, скажи, Амброджо, что расчеты твои непогрешимы и что рождество Спасителя нашего Иисуса Христа действительно пришлось на 5500 год? Какой, спрашивается, гармонией ты поверишь всю эту алгебру?» «В самом же общем смысле путешествия подтверждали миру непрерывность пространства, которая все еще вызывала определенные сомнения». «У меня, любовь моя, хороший спутник, молодой интеллигентный человек с широким кругом интересов. Смугл. Кудряв. Безбород, ибо в его краях бороды бреют. Пытается определить время конца света, и хотя я не уверен, что сие в его компетенции, само по себе внимание к эсхатологии кажется мне достойным поощрения». «Да, конец света. А заодно и конец тьмы. В этом событии, знаешь ли, есть своя симметрия». «Город святых, прошептал Амброджо, следя за игрой теней. Они представляют нам иллюзию жизни. Нет, также шепотом возразил Арсений. Они опровергают иллюзию смерти».

Книга — не выдающееся явление в литературе, но читается легко, с интересом и наводит на приятную мысль, что еще возможно что-то действительно стоящее в нашей, да и в мировой, литературе. Кажется, пока не все так худо, как прописано в известной в наших кругах Последней книге Культуры. Тем не менее, эти единичные примеры никак не могут опровергнуть ее глобального метафизического апокалиптического смысла.

Опасаюсь, что я утомил вас, дорогие друзья, своими байками. Поэтому прощаюсь и жду ваших весточек — о чем угодно.

Ваш В. Б.

350. Н. Маньковская

(12.05.15)

Дорогой Виктор Васильевич!

Не могу не откликнуться, хотя бы кратко, на Ваши рассуждения о современной русской прозе. Остановлюсь хотя бы на романе Михаила Шишкина «Венерин волос», увенчанном множеством литературных премий (среди них и «Большая книга»). Честно говоря, книга эта большая только по объему, но никак не по значимости, и ажиотаж вокруг нее наводит меня, как и Вас, на грустные мысли — неужели это действительно лучшее, что есть сегодня в нашей литературе? Ведь ее автор, как бы самоидентифицирующийся с героиней (будто бы Изабеллой Юрьевой) по известному флоберовскому принципу «Эмма — это я» претендует на глубинное понимание (и описание) всех тайн женской души (и тела — зачастую в самых неприглядных его проявлениях). А на самом деле его поползновения такого рода банальны, плоски, примитивны, как будто и не было прекрасной русской литературы, отличающейся проникновенным психологизмом. В отношении не только женщин, но и мира в целом Шишкину, видимо, не дают покоя лавры Жоржа Батая и Мишеля Уэльбека — только если у последнего отталкивающими были Париж и Руан, то взгляд русского писателя отвращают Рим (открытые археологические раскопки напоминают ему обглоданные кости) и итальянская Ривьера.

Да уж, не повезло в жизни alter ego автора — неприкаянному толмачу с его многочисленными комплексами. И вряд ли внешний успех, вся эта шумиха с премиями способны их компенсировать…

Думаю, мы еще продолжим разговор об отечественных литературных новинках.

Солидарная с Вами Н. М.

Две необходимые предпосылки эстетического опыта: вкус и художественность искусства

351–352. В. Бычков, Н. Маньковская

(15.05.15)

Надежда Маньковская: Виктор Васильевич, в процессе нашего прошлогоднего достаточно подробного разговора об эстетическом опыте мы затрагивали многие его аспекты. И тогда пришли к убеждению, что есть несколько необходимых предпосылок или условий, без которых этот опыт не может состояться. Возможно, сегодня уместно поговорить несколько подробнее именно о них. Тем более что они являются фактически и критериями определения подлинности искусства.