Виктор Бычков:
Да, я готов к такому разговору, хотя косвенно мы неоднократно и говорили, и писали об этом. Тем более что эти предпосылки являются главными принципами эстетического опыта, его метафизическими основаниями, т. е., в другом ракурсе, — главными категориями эстетики как науки.Н. М.:
Что же Вы имеете в виду в первую очередь?В. Б.:
Конечно,Н. М.:
Именно это я ожидала от Вас услышать и хотела бы, чтобы мы подробнее поговорили об этих принципах или категориях эстетики. Не секрет, что в эстетике и теории искусства XX века, особенно его второй половины, да и начала нынешнего столетия именно этим категориям практически не уделяется никакого внимания. Как Вы думаете, почему?В. Б.:
Ну, мой ответ Вам известен. Косвенно об этом мы говорили и в прошлый раз, когда размышляли о состоянии современного искусства и общей художественно-эстетической культуры. Это следствие глобальной пост-культурной ситуации, но ссылаться сто раз на одно и то же мне надоело. Я бы поставил вопрос по-другому: а для чего сегодня необходимо говорить об этих категориях, если современные арт-практики и продвинутая арт-общественность не знают их и не хотят знать?Н. М.:
Я думаю, что современность сильно заблуждается, отказываясь от этих категорий, так как именно они действительно обусловливают актуальность эстетического опыта. Отказываясь от них, человечество фактически утрачивает и способность к эстетическому опыту, который органически присущ человеку. Именно поэтому сегодня и стоит постоянно напоминать всем, имеющим дело с культурой и искусством, и о самом эстетическом опыте, и о его метафизических основаниях. Поэтому и прошу Вас напомнить еще раз (ибо Вы действительно регулярно пишете и говорите о фундаментальных принципах искусства и эстетического опыта) главный смысл этих оснований. Сегодня это будет отнюдь не лишним. И начнем, пожалуй, с эстетического вкуса как определяющего фактора.В. Б.:
Это очевидно. Вкус — источник художественности и критерий ее выявления, суждения о ней. Для восприятия сладкого, кислого или горького у нас существует особый орган восприятия — язык, точнее, особые рецепторы на нем, а сама способность такого восприятия называется вкусом. Так и для реализации эстетического опыта, эстетической коммуникацииН. М.:
По-моему, даже несколько раньше. Уже с позднего Ренессанса в XVI–XVII вв. над этой способностью начали задумываться мыслители, еще не имея однозначного термина. В период после высокого итальянского Ренессанса, когда европейское искусство в ряде своих видов стало снижать уровень эстетического качества, эстетическая мысль сосредоточилась на эстетической терминологии.В. Б.:
Да, так и есть, и это вполне понятно. В истории культуры нередко за каким-то взлетом высокого эстетического качества начинаются поиски адекватной или объясняющей его терминологии в надежде, что ее знание поможет удержать уровень, градус самого обозначаемого. Древняя традиция: знание имени ведет к познанию сущности. Так, вероятно, случилось и с понятием вкуса. Непосредственно в эстетическом смысле «высокого вкуса» термин «вкус» (gusto) впервые употребил, как Вы знаете, испанский мыслитель Бальтасар Грасиан в своем трактате «Карманный оракул» (1646), обозначив так одну из способностей человеческого познания, специально ориентированную на постижение прекрасного и произведений искусства. От него этот термин заимствовали крупнейшие мыслители и философы Франции, Италии, Германии, Англии. В XVIII в. появляется много трактатов о вкусе, в которых ставятся важнейшие проблемы эстетики, а в большинстве работ по эстетике вопросы вкуса занимают видное место.Н. М.:
Тем более удивительно, что в XIX–XX вв. этой категории уже уделялось мало внимания в эстетике. Почему, как Вы думаете?