Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Не буду далее перечислять всех старших друзей и наставников Альтенбурга, чтобы не обременять вас набором имен. Хочу только подчеркнуть факт духовного преемства, существовавшего тогда в Германии, несмотря на все передряги смутных времен. Если продолжить параллель с биографией Михаила Шварцмана, то надо сказать, в отличие от немецкого графика он благополучно закончил Строгановское училище, но после его окончания ему, как и Альтенбургу, не нашлось места в официальном искусстве, зато будущий иерат органически вписался в среду художественного подполья. Уже в студенческие года он открыл для себя не только мастеров классического модерна, но, что в те времена было не менее (если не более) опасно, Шварцман стал увлекаться древнерусской иконописью и тайно (!) ездить изучать фрески в Ферапонтов монастырь и, как и В. В., странствовать по русскому Северу.

Сопоставление биографий Альтенбурга и Шварцмана указывает на существование довольно редкого типа художника-полуотшельника в тоталитарные времена, «хорошо известного в узких кругах», не стремившегося к скандальной славе, не спекулировавшего на модных темах, не интересовавшегося политикой, искавшего пути, ведущие к мистическому или по крайней мере углубленному внутреннему опыту. Сейчас этот тип — в силу изменившейся ситуации на всех уровнях — исчез, и поэтому творчество таких отшельников малодоступно для понимания современных реципиентов (а что доступно?). Но они остаются укоряющим и предупреждающим примером того, что обновление искусства возможно только на метафизических путях и в любых — даже самых неблагоприятных — социальных условиях. Для этого, конечно, необходимы не столько теории, сколько определенные задатки, принесенные из духовного мира. Большой вопрос: почему теперь не появляются такие души? Или они пока себя не проявили?

Возвращаюсь к Альтенбургу. Этот созерцатель внутренних пространств своей души не раз подвергался серьезным гонениям. Например, в 1964 году его обвинили в нарушении правил при пересылке своих рисунков в Западную Германию. Суд приговорил художника к полугодичному заключению в тюрьму. Попугав Альтенбурга, он (суд) заменил тюремное заключение на двухгодичное условное осуждение. Аналогичная история произошла в 1971 году. В результате художнику было запрещено пересылать свои работы за границу. В 1976 году через два дня после открытия выставки гравюр на дереве в каком-то замке (Schloss Hinterglauchau) был конфискован каталог, а директор музея уволен. Вероятно, в силу таких нелегких переживаний Альтенбург тяжело заболел (отслоение сетчатки глаза и глаукома) и на долгое время потерял возможность работать. Ситуация смягчилась с середины 80-х г. В честь 60-летия мастера был организован ряд выставок в крупных музеях ГДР, в том числе и в восточноберлинской Национальной галерее. Но пожить в покое Альтенбургу не удалось (или не дали?). В 1989 году он попал в автомобильную катастрофу и вскоре скончался от ее последствий.

Я привожу эти биографические данные, чтобы подчеркнуть внутреннюю силу художника, умевшего в таких сложных ситуациях войти в сферу отрешенности и черпать из нее свои творческие интуиции. Другим источником духовных сил для него было постоянное чтение. Дом Альтенбурга сверху донизу, включая лестницы, был завален книгами, не помещавшимися чинно на полках. Понятно, что степень начитанности художника — вопрос вторичный при рассмотрении его творчества. Решающим фактором остается, бесспорно, степень одаренности. При известных обстоятельствах начитанность может повредить спонтанности творческого процесса. Непреодоленная литературность была, так сказать, первородным грехом символизма в изобразительном искусстве, и при несомненной правоте многих теоретических предпосылок художники-символисты оставались в плену литературных образов, сюжетов и приемов выразительности. При своей любви к французскому и русскому символизму в поэзии (он особо ценил Бодлера и Александра Блока) Альтенбург сумел избежать этой опасности, и его творчество полностью свободно от привкуса литературности. Не принадлежа ни к какому институализированному течению, он в то же время имел интерес к мистической литературе. Любимым философом его был Плотин (!).

Теперь хочу дать несколько примеров творчества Альтенбурга. Охарактеризовать особенности всех периодов потребовало бы много времени, и письмо превратилось бы в статью, устрашающую своими размерами читателей-касталийцев. Притом я не знаю о степени вашего знакомства с этим художником. Возможно, он вам и без меня достаточно хорошо известен.