Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

С еще большей силой подобная художественная оппозиция выражена в «Corpus Hypercubus». Здесь в ночном небе над пустынным пейзажем парит массивный гиперкубический объемный шестиконечный крест, собранный из восьми тяжеловесных кубов, между которыми есть зазоры, т. е. они не пригнаны вплотную друг к другу, а держатся в данной конструкции каким-то энергетическим полем (внутримолекулярными силами притяжения?) неизвестной человеку природы. Тело Христа тоже парит перед крестом, удерживаемое тем же полем. На переднем плане слева на каменном подиуме изображена в образе Мадонны, созерцающей Распятие, Гала в атласных облачениях.

Сальвадор Дали.

Тайная вечеря.

1955.

Национальная галерея искусства.

Вашингтон

Наиболее сильно дух сюрреализма в сплаве с христианским мистицизмом выражен в «Тайной вечере» Дали, которая по художественной силе не уступает «Тайной вечере» Леонардо, а по мистическому настроению несомненно превосходит ее. Композиционно и в некоторых деталях Дали сознательно отталкивается от настенной росписи Да Винчи. Опять ведет диалог с одним из великих классиков искусства прошлого. Событие и на его картине происходит в закрытом помещении. Взят тот же стол, что и у Леонардо, с той же скатертью с прямоугольными складками, сохраняющими форму ее свернутости. Однако в отличие от росписи, на которой показано, что скатерть покрывает стол на деревянных ножках, а из-под нее видны ноги учеников, у Дали не видно стола. Его как бы и образует сама скатерть, превращаясь в каменные блоки прямоугольной формы. Здесь тот же Христос в фас к зрителям восседает в центре застолья на фоне пейзажа за окном, те же двенадцать апостолов и те же атрибуты трапезы на столе: хлеб и вино.

Леонардо да Винчи.

Тайная вечеря.

1495–1497.

Трапезная монастыря Санта-Мария дела Грацие.

Милан

Однако как разнятся эти изображения друг от друга по духу. Леонардо дает нам живописную иллюстрацию к евангельскому событию предпасхальной трапезы Иисуса с апостолами в иллюстративно-психологическом духе. Перед нами гениально написанная страница «книги для неграмотных», как именовали иконы и религиозные изображения многие отцы Церкви. Иисус произносит свою фразу о предательстве одного из присутствующих, и все ученики в смятении, активно жестикулируя, начинают обсуждать ее, вопрошать Иисуса о предателе и т. п. При этом все они индивидуализированы и даны в достаточно традиционной для того времени иконографии, так что все достаточно однозначно идентифицируются. Это почти реалистическое (к этому стремился Леонардо) изображение известного евангельского эпизода из земной жизни Иисуса. Никакого мистического, сакрального или символического духа в этом изображении практически нет.

Совсем иное дает нам Дали. Перед нами не иллюстрация единожды случившегося евангельского события, но мистико-символическое выражение его метафизического смысла. Огромный стол пуст. На нем изображены только один преломленный хлеб и стакан с красным вином перед Христом — символы Евхаристии. Апостолы не сидят за столом, как у Леонардо, но, преклонив колена, склонили головы перед Христом в немом благоговении. Мы не видим их лиц, мы не идентифицируем их. Это в данном случае не имеет значения. Апостолы как представители всего человечества принимают здесь священное мистериальное знание от Христа. Не от земного Иисуса, но от вечной ипостаси Бога-Слова. Поэтому тело Христа полупрозрачно. Сквозь него просвечивает пустынный сюрреалистический пейзаж все того же Генисаретского озера с пустыми рыбацкими лодками. Рыбаки ушли ловить души человеческие, к чему призвал их сам Иисус, превратившись в вечных священнослужителей, воспринимающих мистериальное знание от самого Христа для несения его в мир.

Единственное лицо, которое мы видим на картине, это лицо молодого безбородого мужчины в центре стола, символизирующего вечного Христа-Вседержителя и указывающего (напоминающего) нам о принесенной им когда-то сакральной жертве — над ним парит как бы выплывающий из пространства обнаженный торс с простертыми над изображенной сценой руками. Однако это не образ распятого Иисуса, как могло бы показаться при первом взгляде на полотно, но свидетельство божественного покровительства, благодати, постоянно ниспосылаемой, изливающейся на апостолов. Божественный покров Бога-Слова разлит над ними и всеми, приходящими ко Христу. Можно было бы много писать о сакрально-мистическом смысле этого полотна, но здесь для этого не место.

Очевидно одно. Дали удалось в этом полотне в явном диалоге с Леонардо выразить мистический смысл вечно длящейся Тайной вечери Христа так, как это не удавалось ни одному из его предшественников, в том числе и великому Леонардо да Винчи. Да тот, кажется, к этому и не стремился. Дух сюрреализма восходит здесь у испанского сюрреалиста до духа мистического реализма — явления чисто живописными средствами метафизической реальности главного сакрального события христианства.

На этом я хотел бы завершить пока разговор о Дали, сделав следующие предварительные выводы.