Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

прошло уже около двух недель после моего возвращения из Парижа, но до сих пор нет времени спокойно заняться антиалхимической процедурой, превращающей золото впечатлений в словесный свинец. Полагаю, что конец года (надеюсь, что еще не конец мира) также и для Вас не особенно благоприятен для эпистолярного общения, но все же хорошо и в такой период посылать друг другу обнадеживающие знаки жизни в декабрьском мраке. Поэтому, подкрепив себя чашкой кофе, решил настучать это маленькое письмецо. Надеюсь, что через несколько дней мне все же удастся разжечь огонек под моей ретортой и прислушаться к завораживающему бульканью меркуриальных растворов, а затем сообщить Вам о полученных результатах.

Кроме музея Пикассо, есть еще одна тема (довольно неожиданная и нетипичная для наших бесед). Так бес и тянет за язык, чтобы сказать о ней несколько слов, но пока промолчу. Речь идет об одной выставке в музее Орсэ. Я ее не посетил, поскольку успел полистать каталог, но все же считаю себя вправе порассуждать о маркизе де Саде, антидуховно инспирирующему образу которого посвящена сия примечательная выставка. Кстати, для очистки совести заглянул в указатели Вашего «Апокалипсиса» и книги Н. Б., но имени Сада там не нашел. Теперь опасаюсь, что если обращусь к садической проблематике, то о Пикассо нужно забыть. Посмотрю, какая волна на меня накатит.

Сердечно Вас вспоминающий В. И.

315. В. Бычков

(11.12.14)

Дорогой Вл. Вл.,

Ваш знак жизни и деятельности получил и очень рад, что в Вас горит еще желание порадовать нас чем-то здесь в слякотно-грустной Москве. Конечно, очень хотелось бы услышать о Ваших впечатлениях от музея Пикассо. И надеюсь, Вы не будете скрывать их от нас. Все-таки в новой экспозиции я еще не был и не уверен, с философической грустью поглядывая на сгущающиеся над Россией тучи, что в ближайшее время сие удастся осуществить. А музей и до реконструкции был очень хорош. Правда, учитывая новые тенденции к шоуизации, господствующие в нынешнем музейном деле по всему миру, я с опаской отношусь к новейшим реконструкциям художественных музеев. Да вот и Вы в одном из недавних писем посетовали на подобные тенденции, намечающиеся в Берлине. Все к одному.

Тем не менее все-таки напишите, пожалуйста. Что касается намека на выставку, посвященную маркизу де Саду в Орсэ, это, вероятно, из той же оперы. Возможно, такая выставка была бы более уместна в Центре Помпиду и лет 20 назад, но, видите, музеи сейчас ведут борьбу за посетителя. А де Сад в нынешних условиях очень даже кстати в этой плоскости. К нему бы еще добавить и последователя — г-на Леопольда фон Захер-Мазоха, но этим, надо думать, теперь займется Помпиду.

Конечно, в свое время я прочитал ряд работ и того, и другого родоначальников садомазо и их последователей. Это тема была излюбленной у постмодернистов 80–90-х годов. Думаю, что Н. Б. что-то писала об этом, но меня она не очень заинтересовала. Возможно, потому, что и без этого хватало материала для изучения апокалиптизма в искусстве и нонклассики в эстетике. Тем не менее я с интересом узнал бы о выставке в Орсэ и, конечно, посетил бы ее, будь я сейчас в Европе. Так что с интересом жду Вашего подробного отчета хотя бы по каталогу. В визуальных искусствах, как Вы знаете, темы садо-мазо не очень распространены. Они типичны для литературы, кино, театра второй половины прошлого столетия; для масскульта в разных его выражениях. Поэтому посмотреть, что сделал из этого Орсэ, очень любопытно. Опишите, пожалуйста. А что еще нового узрели на этот раз в Париже? Вашим друзьям здесь все интересно.

С дружескими чувствами

Ваш В. Б.

316. В. Иванов

(22.12.14)

Дорогой Виктор Васильевич,

в субботу я ездил попрощаться с NNG. 31 декабря она уходит в затвор. Отношения у меня с ней были довольно сложные, особенно в последнее время, но есть за что и поблагодарить сердечно этот строптивый приют строптивого искусства, не говоря уже о прекрасном книжном киоске и уютном кафе. В 90-е годы музей радовал выставками, открывавшими пресыщенному взору новые эстетические миры, и находил разумное гармоническое сочетание их с фрагментами постоянной экспозиции. После грандиозной ретроспективы Пауля Клее в начале 2009 года наступил какой-то перелом, частично вызванный критическим состоянием берлинских финансов, частично же обусловленный сменой музейного руководства (так кажется). Шедевры классического модерна запрятали в запасники. Постоянная экспозиция была тем самым ликвидирована и заменена рядом выставок, предметов известного и неизвестного назначения, извлеченных из музейных фондов. Это несколько преувеличено, однако главная тенденция, полагаю, уловлена мной довольно точно. Были, разумеется, и счастливые исключения. Например, ретроспектива Гётца (Gotz).