Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

Мы любили Дольние Земли, и сосны, и дюны. И море. Мы не перестали его любить, даже когда погиб наш отец. Море влюбило его в себя, и оно же отняло его жизнь. Однажды после шторма он не вернулся на берег. Волны выбросили на песок обломки его лодки. На следующий день отца нашли у волнолома. Мертвым. Море пощадило его. Его тело не изломало о камни, и морские твари не изуродовали его лица. Он казался спящим, и лицо его было безмятежно спокойно. Мать не плакала. Я помню, как она сидела у гроба, сцепив пальцы рук и глядя прямо перед собой. Она была бледна как полотно, вокруг ее глаз лежали глубокие тени, но ни одна слезинка не скатилась по ее щеке. Мы с Яном сидели, обнявшись, на полатях, и тоже не осмеливались заплакать. То было наше первое соприкосновение со смертью и горем. После этого мы с братом больше не ходили на волнолом.

Лита - Исход

После смерти отца наша жизнь начала разваливаться на части. Но не оттого, что мать осталась одна с двумя детьми на руках. Она была еще молода и полна сил. Она умела править парусной лодкой, и она управлялась с рыболовными сетями не хуже любого мужчины. Вокруг неё увивались женихи - в основном молодые вдовцы и холостяки, решившие остепениться, но она отвергала их всех. В своей жизни она любила лишь одного человека - нашего покойного отца, а другие были ей не нужны. Она бы справилась и без них. Ей хватило бы сил, чтобы в одиночку воспитать нас с братом. Нас всех сгубило другое.

Вначале до нас дошла весть о кончине старого короля Борислава Венда. А после по Дольним Землям поползли тревожные слухи о кровавых стычках между двумя его сыновьями - Мирославом и Микой Богумилом. "Корону не поделили", - говорили люди. Некоторые выражались и похлеще: "Тело покойного еще остыть не успело, а сынки уж грызутся над ним, как шакалы. Кончится тем, что перервут друг другу глотки, и страной будут править чужеземцы!" Я была совсем ещё девчонкой, но я уже начинала прислушиваться к разговорам взрослых, и я уже многое понимала. Слухи о межусобице доносились до нас, как отголоски далёкой грозы. Война была где-то там, среди равнин Разлога и сумрачных чащ Сумерязи. Мы надеялись, что нас это не коснётся. А после я впервые услышала слово "ромейцы". Они идут с юго-востока, говорили люди. Черноволосые, с бронзоватой кожей и глазами, как осколки базальта. Смерти они не боятся, и сами не щадят никого. Перед каждым сраженьем они преклоняют колени, вознося молитвы своему незримому божеству, а их жрецы в остроконечных капюшонах благословляют воинов на убийство. А убивать они умеют, говорили люди. Идут и идут вперёд, как чёрная саранча. Входят в дома и расстреливают из винтовок всех, кто попадается им на глаза. Раненых добивают штыками и саблями. Лезвия тускнеют от крови. Нивы горят, над пожарищами плывёт колокольный звон, а по дорогам бредут погорельцы - к морю, на север, куда ещё не докатилась война...

А потом мы узнали, что сожжён Лиэндале. Древняя столица королей. Город, лежащий меж трёх высоких холмов, расположенных в виде короны или трезубца. Как-то раз я была в Лиэндале. Когда ещё жив был отец, мы ездили туда на празднование Летнего Солнцеворота. Лиеэдале, где храмы так высоки, что кажется, будто их игольчатые шпили задевают облака. Лиэндале с мощёными улочками, такими узкими, что там едва могут разминуться два всадника, и шумными ярмарочными площадями, такими просторными, что там хватит места и торговцам, и скоморохам, и толпам веселящегося народа. Лиэндале с белоснежными башнями, коваными мостиками и цветными знамёнами, реющими на тёплом летнем ветру. Я не могла поверить, что города больше нет. Я плакала о Лиэндале, как плачут об умершем.