Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

- Это из-за поветрия. Во время карантина уличная торговля запрещена.

- Ты так здорово во всём разбираешься, Ян. Ты уже бывал в зачумленных городах?

- Да нет. Мы это на ученьях отрабатывали. В военной школе.

- Ты был военным? - с интересом спросила Нара.

- Ну, да. Был когда-то.

- А, так вот оно что...- произнесла девочка.

Военный, как же, подумал Ян. Лишился зрения на эверонских фронтах. Только бы она не стала дальше расспрашивать, а то придётся врать... К счастью, девочка вопросов больше не задавала.

Спустя примерно час на улице появились похоронные дроги, доверху наполненные мёртвыми телами, завёрнутыми в саваны. Дроги были запряжены парой косматых яков, которых вёл под уздцы человек в гражданской шинели. Лицо его до самых глаз было замотано шарфом, на руках были полотняные перчатки. Вслед за дрогами шествовал коронер в пурпурном балахоне и птичьей маске. Он нёс на плече длинный шест, оканчивающийся крюком с тремя зубцами. Деревянные колёса громко скрипели и грохотали по камням мостовой. Горожане молчаливо жались к стенам домов и провожали дроги долгими взглядами. Прошествовав в том же направлении, в каком накануне прошёл отряд могильщиков, печальная процессия скрылась из виду.

В этот день серебряных монет больше не подавали - только медные. А какая-то сердобольная женщина вместо денег протянула Наре кусочек пирога, начинённого шпинатом и мягким белым сыром. Девочка разломила его пополам и половину отдала Яну.

- Я даже вкуса не почувствовала, - сказала Нара, проглотив свою долю. - Только ещё голоднее сделалось.

Начинало смеркаться. Нара уже не чувствовала ни холода, ни голода, а одну лишь сонливость. Она сидела, прижавшись к Яну и укутавшись в его меховую куртку. Их дыхание превращалось в пар и оседало инеем на их волосах. В каком-то оцепенении Нара наблюдала, как один из прохожих вдруг пошатнулся и ухватился за фонарный столб.

Его начало рвать. Потом он в корчах повалился на мостовую. Никто не решился приблизиться к нему, чтобы помочь. Наконец он затих. Через некоторое время к безжизненному телу подошёл коронер, и, подцепив на крюк, утащил прочь.

Улица почти опустела. В окнах домов один за другим загорались огни. Потом в синих сумерках показалась одинокая фигура в чёрном сюртуке с медными пуговицами и смешной круглой шапочке с козырьком. Человек нёс на плече небольшую складную лесенку, а в руке он держал зажжённую лампу. Фонарщик, догадалась Нара. Девочка с интересом наблюдала, как он неспешно обходит улицу, от одного фонарного столба к другому, и вслед за ним в стылой мгле вытягивается цепочка живых огоньков. А ведь он совсем не обязан этого делать, думала Нара. Вот сейчас, во время карантина. Мог бы дома сидеть, как все остальные. А он зажигает фонари, как будто ничего не случилось. Наверное, это особенно важно сейчас - зажигать фонари. Потому что, если город погрузится во тьму, то сделается совсем грустно...

Старик, просивший милостыню на противоположной стороне улицы, поднялся на ноги и принялся собирать свой нехитрый скарб - потёртый коврик, на котором он сидел, да деревянный короб, в который он собирал подаяние. Потом он, ковыляя, подошёл к девочке и Яну.

- Первый раз здесь? - спросил он надтреснутым голосом. - Идите уже. Сегодня подавать больше не будут.

- Послушайте, добрый человек, - сказал Ян. Голос его звучал невнятно - от холода губы занемели, и кажется, даже язык к нёбу примёрз. - А скажите, где тут можно поесть?

Лемар - Номад

- Вэл. Слышь, Вэл.

- Чего?

- Знаешь, я давно хотел спросить...

- Ну?

Памва-Хлусик отряхнул колени от крошек и, приподнявшись с заднего сиденья, облокотился о кресло шофёра, в котором сидел Вэл Йорхос. Правая рука ромейца лежала на рулевом колесе, ладонь левой он прижимал к виску. Мотор был выключен, но печка работала, в салоне было жарко, и, видимо, от жары и духоты голова у него разболевалась всё сильней. Скривившись, он взглянул на своё отражение в ветровом стекле - бледная, осунувшаяся физиономия с многодневной щетиной. В машине было темно - лампа внутреннего освещения не работала, лишь перед креслом шофёра тускло мерцала панель управления, и в этом невнятном свечении физиономия казалась зеленоватой, как у ходячего мертвяка из местных легенд. Очуметь. Такого с ним ещё не приключалось. Двое суток ведь прошло, должно уже отпустить. Чёртово зелье...

- Слушай, Вэл, тут люди бают, - сказал Памва, прожевав кусок. - Люди бают, будто в Царьгороде, на самой главной площади, аккурат насупротив Цитадели, с неба цепь свисает. Один её конец касается мостовой, а другой в облаках теряется. И по этой цепи будто бы можно взобраться прямиком в Царство Божие. Говорят, уже многие пытались. И простолюдины, и императоры, даже Архипастыри некоторые. Но никому ещё не удавалось взойти к Господу Вышнему. Все как один вскарабкиваются где-то до середины, а потом срываются вниз и расшибаются в лепёшку. Слушай, это правда?