Тридцать седьмое полнолуние

– Я не про то. – Заложило уши, как уже бывало раньше. Ник сглотнул, но все равно собственный голос донесся глухо: – Или вы просто его не любили?

– Не понимаю, о чем ты.

Ник отстранился.

– Я? Про Мика. Вы так легко называете меня его именем. А ведь он мертв! Мик. Ваш старший внук. Он сгорел в том автобусе. Вместе с Денеком и тетей Мариной.

Он ждал – крика, возмущения. Но Георг лишь приподнял бровь и спросил:

– Вот как? И что ты еще вспомнил?

Ник показал на фотографию.

– Здесь действительно мой отец. А меня зовут Никита. Никита Артур Гориславский.

Он произнес свое имя вслух и сам удивился тому, как оно звучит.

Георг улыбнулся.

– Что ж, хорошо, Никита. Но ты все-таки переоденься и спускайся в столовую. Там поговорим. Не знаю, как ты, а я голоден. Почти сутки ничего, кроме кофе, в рот не брал. Сорок минут тебе хватит?

– Да, конечно, – пробормотал Ник.

Он смог выйти из кабинета и даже добраться до комнаты. Закрыл дверь – и сполз на пол, обхватив голову. Затылок ломило невыносимо, до оглушающей боли в барабанных перепонках, до черно-красной пелены перед глазами.

…Громко тикали часы. Ник услышал их и поднял голову. Поморгал, вглядываясь в стрелки. Минус пятнадцать минут из отведенных сорока.

Он встал и пошел в ванную, сдирая через голову футболку. Там все осталось как было, даже прежняя зубная щетка и тюбик с пастой, но теперь вещи казались чужими. Откручивая краны, Ник шепнул:

– Прости, Мик.

Гориславские обычно останавливались в правом крыле, тогда оно не было заколоченным. А Мик жил в этой комнате. Старший внук, наследник – поближе к деду. Хотя, кажется, самого Мика это не очень радовало. Его не интересовала политика или военная служба, что раздражало Георга Леборовски.

Ник зажмурился, подставляя лицо под тугие струи. Как-то Мик даже сказал, что он, Никита, лучше бы подошел на роль преемника.

Крутанул вентиль, добавляя температуру. Обжигающая вода сбегала по телу. Ник хватал ее губами, глотал, но внутри все равно оставался холод. Он вдруг понял, что «Никита Гориславский» звучит так же непривычно, как раньше «Микаэль Яров», а до того – «Николас Зареченский».

«Да кто же я?»

Наверное, прав был Дёмин, когда крикнул в ответ на этот вопрос: «Какой же ты дурак!»

Ник поднял руку. На покрасневшей от горячей воды коже еще выделялась метка. Но скоро она исчезнет, полнолуние закончилось.

– Он не снял проклятие. – Ник произнес это вслух. Специально, зная, что прозвучит дико, ведь л-рей не отпускает про́клятых. – Он не снял…

Ник бросился к зеркалу, совсем как в тот день, когда привезли из детдома. Мазнул ладонью, стирая конденсат, и встретился глазами со своим отражением.

– Кто я?!

Зеркало качнулось. Ослепил яркий блик от лампы.

…из-за спокойной речной глади выползало солнце. Расплавленным золотом оно растекалось по горизонту, высветляя небо. Было холодно. Ник поежился, переступил. Подошвы кроссовок отпечатались на мокром песке, и в оттиснутом рисунке тут же начала скапливаться влага.

Вода нахлынула на отмель, пытаясь приподнять и утащить плот с лежащей на нем камуфляжной курткой. Ник присел и потрогал дерево. Грубо оструганное, влажное. Вполне материальное.

Он подцепил камуфляж и дернул к себе. Куртка оказалась неожиданно тяжелой. Ник засунул руку в карман. Ну, конечно, «ТР-26». Заряженный. Проверил предохранитель и снова сунул «тэрэшку» в карман. Надел куртку – она пришлась впору. Выпрямился, оглядываясь.

Впереди река уходила за холм, плавно его огибая. Противоположный берег обрывался резко, подточенный течением. Ник посмотрел назад. Редкий лесок: березы, осинки. На опушке деревянный дом с резными наличниками и узорчатым коньком. В окнах белеют занавески. К балясине крыльца прислонен велосипед, а на перилах лежит седло и висит уздечка.

Ник постоял, вслушиваясь – птичий переклик, шелест листвы, шорох воды по песку, – и пошел к дому.

Хозяев, судя по всему, не было: дверь подперта палкой. Ник сел на перила, надеясь, что ждать придется недолго.

Отсюда хорошо просматривался холм, постепенно светлеющий от солнца. В траве виднелась едва заметная тропка. Разветвляясь, она уходила в лес. Ник разглядывал ее, а потому пропустил момент, когда на вершине холма появился всадник.

Соскочил с перил, придерживая карман с пистолетом.

На фоне серо-розового неба получалось различить только силуэт. Кажется, мальчишка.

Ник замер на нижней ступеньке, не убирая руки из кармана.

Всадник приблизился. Теперь солнце освещало его сбоку, и Ник узнал Матвея Дёмина.

Тот, кажется, совсем не удивился. Спешился, зацепил повод за резную «шишечку» крыльца. Глянул Нику в лицо – задиристо и насмешливо.

– Давно не виделись.

Л-рей был в обрезанных до колен джинсах и футболке, очень загорелый. Волосы мокрые, как после купания – словно он приехал из лета.

– Ну? Чего молчишь? Это же ты ко мне приперся, а не я!

Нику пришлось сглотнуть, прежде чем он смог заговорить:

– Кто я? Какое на мне проклятие? Ответь!

Дёмин присвистнул и удивленно сказал:

– Ну ты даешь! Тормоз!

Ник шагнул к нему, но странно хрустнуло под ногами – и все пропало.