Тридцать седьмое полнолуние

– Микаэль, держись, ну же, мальчик!

Как спокойно. Можно уснуть.

– Угу, угу.

Она бродила по улицам, избегая людных мест. Мама наверняка волновалась, но Таня не могла заставить себя повернуть к дому. Уже стемнело, когда наконец вошла через арку во двор.

У подъезда стоял Руська. Светлый чуб у него свешивался на один глаз.

– Салют, прекрасная Татьяна!

Опять пьяный. Пьяных Таня обычно опасалась, но с Руськой она училась с первого класса, а напиваться он стал уже в шестом. Успела привыкнуть.

– Мадемуазель, прошу! – Руська с полупоклоном распахнул дверь.

Проходя мимо, почуяла странный сладковатый запах. Не удержавшись, Таня всмотрелась. Руськина кровь казалась густой, темно-синей, она с трудом протискивалась сквозь вены и артерии. Мышцы походили на куски протухшего мяса. Противно.

Таня торопливо шагнула за порог, потянула дверь, но Руська вошел следом.

– Татьяна! Разрешите вас проводить!

– Ты меня уже провожаешь, Русик.

Парень схватил сзади за плечи.

– А куда же ты тогда бежишь?

Он дышал в шею – очень противно, и Таня вывернулась.

– Извини, Русик, дела.

– Погодь! Чет ты, Танюх, совсем дикая стала. Нет чтобы поговорить.

Руська снова обхватил лапами, развернул и прижал к перилам.

– Пусти!

Пьяный навалился сильнее, зарылся лицом в ее волосы. Он давил всем телом, не давая не то что вырваться – вздохнуть.

– Руська!

Одна рука шарила по коленкам, взбираясь все выше, другая ухватилась за пуговицу жакета.

Только не сейчас. Только не после Генчика.

– Не смей!

Вырванная «с мясом» пуговица покатилась по ступенькам. Треснула блузка, и Таня почувствовала чужие пальцы у себя на коже. Царапнуло ногтем.

– Пусти, дурак! – отчаянно закричала она.

Рука извернулась, протискиваясь глубже.

– Ниче, тебе понравится!

– Руська! – Таню корежило, выгибало дугой – она с трудом справлялась со своим телом. Казалось, волосы потрескивают, точно наэлектризованные.

Пальцы ухватили и сжали сосок.

– Нет!

Она ударила так сильно, что ослепла и оглохла, перестала ощущать себя. А потом больно стукнулась коленями о ступеньку.

– Нет… мамочка… нет…

Руська лежал, навалившись на перила. Поблескивали белки глаз. Рот приоткрыт.

– Русик…

Из ушей и носа у парня тянулись темные полосы. Поскуливая, Таня коснулась одной из них и поднесла пальцы к глазам. Кровь.

– Ой, мамочка… Русик, я же не хотела!

Что она наделала…

– Нет!

Застучали двери. Из квартир на площадку хлынули люди, все незнакомые, огромные, в громоздких пятнистых куртках и с черными блестящими лицами. Подъезд залил ослепительный свет. Люди обступили, и в их черных лицах отразилась она, Таня – с задранной юбкой, в разорванной блузке, с испачканной в крови рукой.

– Гаси ее! – крикнул кто-то.

Руку дернуло вверх, сквозь ткань жакета впилась игла.

Раздвинув пятнистых людей, на ступеньки шагнул старший лейтенант Сайгар. Его лицо качалось высоко под потолком, плоское, как воздушный змей, вот только у воздушного змея не бывает таких глаз.

– Какие же вы, бабы, дуры и ничему не учитесь, – сказал Сайгар. Его лицо опустилось, стало огромным. – Даже придумывать ничего не надо.

«Я не хотела», – попробовала сказать Таня, но губы не слушались. Тело стало ватным.

– Грузите, – скомандовал лейтенант.

«Мама. Ася. Ник».

Серо, комната точно вылиняла. Ник осторожно повернул голову и посмотрел в окно. Утро. В саду моросило. Капли были такими мелкими, что звук дождя не различался.

Ник хотел снова опустить веки, но заметил у кровати деда. Тот сидел на стуле, свесив голову, и спал. На лице у Георга проступила щетина, некрасивая, седая. Правая рука с набрякшими венами лежала поверх одеяла.

В соседней комнате заскрежетал механизм, готовясь отмерить удары.

«Бом».

Георг едва заметно вздрогнул, но не проснулся. Ник прикоснулся к его запястью.

– Дед.

Лицо Георга на мгновение смялось в гримасе, дернулись губы. Он открыл глаза.

– Не отдавай меня в больницу, – прошептал Ник.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Только не надо в больницу.

Дед пощупал его лоб.

– Э, да ты мокрый! А температуры нет. Я сейчас. – Он встал.

– Подождите! – Ник успел ухватить за рукав. – Я хотел попросить.

– Вернусь и…

– Нет, сейчас.

Дед снова опустился на стул.

Ник медленно сосчитал про себя до трех.

– Я вот о чем: если возникнет необходимость, если вы захотите, чтобы меня тут не было, я уеду, сразу же. В любой город, в любое ПТУ. Нужно, так под другим именем. Что угодно. Но только не в психушку.

– О чем ты говоришь, Мик!

– Пожалуйста, пообещайте это. Я… все для вас сделаю. Но не надо в больницу.

Дед растер лицо руками.

– Микаэль, прости, но этого я обещать не могу. Дослушай меня! Мы не знаем, что с тобой может еще случиться. А если понадобится помощь специалистов? Если это нужно будет для твоего блага?

– Нет. Я там не смогу. – В горле у Ника позорно пискнуло, и он замолчал.

– Хорошо. Давай так. Я не буду настаивать на госпитализации без крайней необходимости. Я не отправлю тебя в больницу, пока не будут испробованы другие методы.

– Спасибо.

В спальню заглянул Борис, он жевал, и изо рта у него свисала веточка петрушки.

– Привет-привет. Угу, здоров и бодр?

Ник улыбнулся.

– Почти. Что со мной было?